Во времена перемен. Людмила Федоровна Палатова
Однако и тогда мы подпирали стенки у своего «распределителя» в ожидании «чего выбросят». На «жиры», «сахар», «мясо» (талоны в карточках) – лярд (жир неясного происхождения) по ленд-лизу, старые пряники непонятно из чего сделанные, или, – великое счастье – американскую тушенку, которая, как я теперь думаю, посылалась в качестве гуманитарной помощи, но это было уже в конце войны. Очереди стали знамением нашего поколения. А проходя мимо бывшего распределителя, теперь это кафе в фельдшерском колледже на площади Уральских добровольцев, я каждый раз вижу себя двенадцатилетней на ступеньках до сих пор.
Социализм пополнил русский язык своей специфической терминологией. Товары были дешевы – ситец стоил 80 копеек за метр, а хлеб 15 – 20 копеек. Его тогда взвешивали, и всегда был еще довесок, который я называла «привесок», но ничего, кроме хлеба, в свободной продаже не было, и знакомые слова получили новое употребление. Вместо «продать» – «давать» или «выбросить». Вместо «купить» – «взять», чаще «достать», а карточки «отоварить». Вместо «зарплаты» – «получка». Обязательным предметом «на выход» стала «авоська» – сетчатая сумка по прозванию «нихераська». Она в сложенном виде помещалась в кармане (вдруг что-нибудь попадет по дороге), а при добыче приобретала достаточный объем. «Доставали» и продукты, и промтовары через «задний кирильцо», у кого был «блат».
Абсолютно типичный случай – покупка мною паласа. Мама очень хотела что-нибудь на пол. Напарник по работе попросил помочь мне свою кузину, которая была заведующей отделом небольшого универмага. Я получила приглашение приехать к определенному часу. Мама напросилась со мной – у меня вкуса нет, куплю не то. В магазине начальница отвела меня в сторонку, у кассы вертелся пенсионер – член общественного контроля. Когда он купил что-то тоже дефицитное и ушел, меня повели в подвал. Там на полу лежали два пакета в кордовой бумаге, плотно завязанные шпагатом. Дама попинала их и указала на тот, который был побольше. Мой муж, призванный вниз, взвалил его на плечи и вынес через черный ход во двор. Я поднялась в салон, оплатила покупку, забрала вконец обескураженную маму, и мы отправились домой, где, наконец, развернули добычу: синтетический палас на резине, значительно больший, чем надо, по размеру. Ну и на том спасибо!
Профессия продавца стала самой «почетной и уважаемой» (прямо по Райкину). Даже в театре на первых рядах восседали полнотелые дамы с прическами «бабетта» и в платьях с очень крупным рисунком в цветах. Так наряжались трудящиеся прилавка. Это продолжалось очень долго. Уже после перестройки я отправилась на рынок за перцем. Народу было мало. Продавщица сказала мне:
– Здравствуйте! Что вы хотите? – чем повергла в глубокое изумление. Обычно продавцы имели выражение крайней неприязни и давали понять, что им мешают и вообще «непонятно, чего тут ходют», все равно же на прилавке ничего нет. Я объяснила, что мне надо. Она вышла из-за стойки и сняла перец с витрины. Это что, настают новые времена, и покупателя отныне будут считать за человека?
– Вы,