Рауль Валленберг: «Железная маска» Сталина, или Алый Первоцвет. Евгений Перельройзен
человеком и не посрамит честь нашей семьи», то Бернис в телеграмме спрашивала, любит ли он ее. Валленберг сразу же ответил: «нет». «Мне она очень нравилась и тяжело было сознавать, что я был причиной ее несчастья.»
Рауль поделился своими переживаниями с дедом: «В душевном отношении в последние месяцы мне было довольно грустно, даже в Стокгольме. Девушка, с которой мы были постоянно вместе в Соединенных Штатах и которая мне очень нравилась, к несчастью, влюбилась в меня, и у меня был очень тяжелый период, когда фактически все, что бы я ни писал или ни делал, ранило ее. На самом деле я был достаточно подавлен тем, что стал причиной трагедии. Недели две назад я решил предложить прекратить переписку, но это было тяжело. Думаю, так лучше». Так как Бернис была старше Рауля, он опасался, что «ей будет намного труднее прийти в себя.» [2]
Дед тяжело воспринял эту новость. Он неоднократно предостерегал Рауля о женщинах и романтических отношениях во время учебы в университете. Женщины, сказал он своему внуку, являются гиенами, которые «используют все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы заполучить в свои когти любого молодого человека, который соответствует их планам.» Поэтому он был близок к апоплексическому удару, когда его внук написал ему о Рингман.
«Он потребовал от Рауля честного ответа: если отношения оставались «вполне добродетельными», это одно дело, если же Рауль соблазнил девушку, это очень серьезно. «Если соблазнил американку – все», будущее покрыто мраком, и все планы придется менять. Швеция слишком мала, чтобы жить с женой, «запятнанной нелегитимной связью». Тогда Раулю придется остаться в Америке. Густав Валленберг не винит Рауля в том, что он поддался влечению половых инстинктов и вступил в «общение с молодой женщиной», но ужасается последствиям в случае, если она окажется беременной. Письмо представляет собой еще один вариант ранее присланных предупреждений о женской коварности и об опасности заключения союза с девушкой вне своего класса. К тому же юноша с такими перспективами, как у Рауля, не должен связывать себя прежде, чем успеет «организовать свою жизнь и деятельность»:
«Ничто не сможет меня утешить, кроме известия, что тебе удалось вполне выпутаться из этой неприятной истории», – писал Густав Валленберг в конце своего длинного письма, помеченного 23 сентября 1935 года. «Никакого повода беспокойства. Никаких осложнений. Чувства лишь с ее стороны. Переписка прекращена», – телеграфировал Рауль 11 октября, стараясь успокоить деда. И это ему удается. «Я вертел ее [телеграмму] и так и эдак, пытаясь обнаружить, нет ли тут чего-то скрытого или недосказанного, но не обнаружил, – писал тот в ответ. – Я нашел, что все сказано ясно и прямо, и это успокоило меня. Спасибо тебе за присланную телеграмму!» В письме, отосланном несколькими днями позже, Рауль выразил сожаление, что своими неясными выражениями причинил дедушке беспокойство. Однако он рад, что затронул