Рауль Валленберг: «Железная маска» Сталина, или Алый Первоцвет. Евгений Перельройзен
ног, потому что вдруг подумали, что совершили тяжелый грех, заговорив с женщинами в чадрах, и что арабы, похоже, легко хватаются за нож» [2].
И в конце апреля работа в этом банке для Рауля «сложна и малопонятна», а Фройнд занят своими делами и Рауля, все это стало раздражать. Густав Валленберг смотрел на вещи по-другому: его воодушевило письмо Фройнда, которое, на его взгляд, показывало, что Рауль заблуждается относительно своего шефа. В письме к Густаву Фройнд сообщал свои впечатления о Рауле и не скупился на похвалы (не зарплата же, которую нужно платить): «очень умный и культурный», его поведение вызывает «симпатию и доброжелательность», «живой интерес ко всем сферам культуры, экономики и политики» и отличается «выгодным образом от большинства своих сверстников». Дед был рад и горд. Он послал письмо Раулю, приложив копию письма Фройнда: «лучшей и более убедительной характеристики, чем эта, ты никогда не мог бы получить. Она будет иметь особую ценность, когда однажды ты приедешь домой и, вероятно, станешь искать себе место.» Конечно, письма Густава и «шефа» не могли изменить мнение Рауля о Фройнде, этом банке и его, Рауля, работе в нем для получения «бесценного опыта». Рауль выразил сожаление, что письмо произвело такое впечатление на деда, так как это неискреннее письмо: они с Фройндом в сумме провели вместе часа четыре, и Рауль «не слишком доволен» тем, чему выучился в банке (Рауль по-прежнему выбирает вежливые обороты…).
В пансионе, где жил Рауль, он общался с прибывшими из Германии евреями, которых он описывал как «очень приятных людей с большим чувством юмора» [2]. Именно здесь Рауль впервые столкнулся с жертвами нацистских преследований, и эта встреча глубоко задела его – не только из-за общегуманис-тических убеждений, но также, возможно, и из-за осознания, что в его жилах тоже текла еврейская кровь (см. свидетельства профессора Хедениуса, глава 2, п. 2.3).
Свою еврейскую наследственность по линии матери Рауль стал осознавать намного раньше, чем его сводные брат и сестра. Нина Лагергрен сообщала, что детьми они даже не знали о том, что у них были предки евреи, но «не потому, что мама это от нас скрывала, просто наши еврейские предки были такими далекими и еврейские традиции в семье оказались утрачены. Проблема эта всплыла на поверхность только в середине тридцатых годов, когда одна из двоюродных сестер матери выходила замуж в Германии за немца дворянского происхождения. В то время я была лишь ребенком, но все-таки помню, что тогда в нашей семье много говорили о том, как нацисты проверяли ее родословную» [1].
В этом хайфском пансионе одна девушка рассказала Раулю, что ее брата убили нацисты. Об этом случае она рассказала, как пишет Рауль, «мимоходом». «Вообще-то здесь очень мало говорят о прошлом, но почти исключительно – о будущем Палестины, в которое все твердо верят. И было бы жаль, если бы не верили, потому что Палестина – их дом и исполнение давней мечты», – сообщал Рауль деду, который в письме