В поисках счастья. Игорь Мосин
мелочь, а главное теряется, иногда наоборот – мелочи проходят, как песок сквозь сито. А после, когда они отчего-то начинают всплывать, понимаешь: это были и не мелочи вовсе. Я ведь именно после того случая с Чичаем думать стал. Не бездумно выполнять указания родителей и учителей, а рассуждать: отчего люди так поступают, а не иначе. Что двигает поступками? Почему говорят неправду? Выходит, Чичай нам добрую службу сослужил: Нагиба врачом стал, я задумался… так, задумался – до сих пор из этого состояния не выйду. Смешно.
– Коля, ты совсем меня не слушаешь. Устал? Заболталась я. Отдыхай. Завтра приду раньше, мы в пять выставку открываем.
На выходе обернулась.
– Вспомнила! Валерий Иванович просил вернуть какой-то документ. Сказал – ты знаешь.
– Я и забыл! Возьми в кармане пиджака.
– Нет уж! Я по твоим карманам лазать зареклась. Сам достань.
История тогда вышла скверная, но смешная. Смешно, правда, стало после, когда всё выяснилось. Игорёк Королёв – балагур, весельчак, дамский угодник (Бабник! Неразборчивый в своих связях бабник! Смотреть противно. Чтоб ноги его в нашем доме не было!), растерявшись от внезапно зашедшей за ним на работу жены, не нашёл ничего лучше, как сунуть записку от любовницы в карман Колиного пальто. В записке недвусмысленно говорилось о предстоящем свидании, «…жду там же, где прошлый раз! Целую, мой гномик!» (Королёв был невысокого роста). В качестве печати на записке красовался след окрашенных в тёмно-бордовую помаду пухлых губ. Вечером ничего не подозревающий Камаргин попросил жену достать из кармана пальто футляр с очками… Вначале – недоумённое молчание, затем – оплеуха, разорванная в клочки записка и тихое всхлипывание за закрытой дверью в ванной. Разбирались долго, пришлось приглашать «на очную ставку» Игорька. Тот божился: вышло совершенно случайно! Ну, простите, Наталья Фёдоровна, в мыслях не было вас обидеть! Хотите, Стеллу позовём! Почему сразу – проститутка? Она порядочная женщина, одинокая. Ну и что, что замужем? Замужние тоже бывают одинокие. Господи, да ни на что я не намекаю! Жену мою позвать? Нет! Жену не надо. Она-то чем виновата? Полностью с вами согласен: мерзавец, негодяй… нет, бабник – это слишком. Николай Сергеевич совершенно ни при чём. Да не просил я его передать эту записку. И Стелла не просила! Клянусь… конечно, вы правы, моим клятвам веры нет…
Наташка смягчилась на третий день, для «профилактики» не допуская к себе Камаргина больше недели. Коле было страшно даже представить последствия, имей эта записка хоть какое-то отношение к нему.
Улыбаясь от ставшего забавным случая (как прав его любимый Пушкин: что пройдёт – то будет мило), вытащил из кармана помятый конверт.
– Этот?
– Этот, этот. Не переживай, без помады! Скажи, я извиняюсь, – вглядевшись, нахмурился. – Нет, подожди, не то.
Все карманы вывернул по нескольку раз – другого не было!
– Где он может быть?
– Не волнуйся. Сосредоточься – и вспомнишь, конечно, если это не записка от Стеллы, или как там её.
– Наташа,