Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка. Александр Сапаров
вдруг пахнуло таким сладким запахом готовящейся еды, что в животе заурчало. Все сразу оживились, даже усталые лошади прибавили шагу. Вскоре мы выехали к большому селу. Когда подъехали к постоялому двору, колокол на высокой колокольне уже созывал на вечернюю молитву. Ворота на постоялом дворе были распахнуты настежь, снег внутри утоптан и смешан с конским навозом. Сейчас его выскребали два уставших мальчишки.
Заехав внутрь, мы спешились, я отдал лошадей конюху и кинул ему мелкую монетку, пообещав утром за старание дать еще. Купцы и их люди занялись своими грузами и прочими делами. Нас же с Антохой ничего не держало, и мы пошли внутрь, отогреться и поесть.
Когда зашли, нас обдало теплом, мы одновременно распахнули одежду, расстегнули ремни. Навстречу уже несся молодой парень, который усадил нас за стол и через минуту притащил бараний бок и горшок с квасом. Первые минуты я насыщался едой, не обращая внимания на окружающее, но, когда первый голод прошел, стал есть уже попристойнее и разглядывать соседей. Их было немного, но мое внимание привлек сидевший напротив меня тип с орлиным носом и взглядом киллера из голливудского фильма, а два мужика, сидевшие рядом с ним, напоминали типичных бандитов. Они о чем-то тихо разговаривали. Но мое внимание отвлекли женские рыдания за стеной. Я спросил подавальщика, что произошло, и, может, чем-то надо помочь.
– Да чем вы, боярин, поможете, – ответил, махнув рукой, парень. – Лизка себе харю в сеннике серпом разрезала, даже нос напополам. Хорошо, глаза не выколола. Теперь в невестах будет вековать, хотя за такое наследство… – и он обвел рукой все окружающее, – может, женихи и найдутся.
Я расплатился и сказал ему:
– Передай хозяину, что я могу помочь его горю, только мне надо посмотреть девчонку.
Он выпучил на меня глаза и исчез. Через десять минут из-за занавески вышел кряжистый здоровый мужик, подошел ко мне, оглядев меня с головы до ног, с подозрением спросил:
– Что же у тебя, боярин, за заботы такие – девкам лица исправлять?
– Да лекарь я, Данила Прохорович, слышал небось, это я архимандриту Мисаилу зуб драл.
Выражение лица у хозяина вмиг переменилось, он упал на колени и заголосил:
– Данила Прохорович! Отец родной, да мне вас Бог послал! Сделайте милость, посмотрите Лизку, пропадет ведь девка, единственная у меня осталась, всех Господь прибрал!
Когда я зашел на хозяйскую половину, увидел, что там собрались все домочадцы. На кровати полулежала девочка лет шестнадцати, рана на ее лице была закрыта тряпкой. Когда снял тряпку, невольно присвистнул. Огромная резаная рана шла наискосок через все лицо, начиналась под левым глазом, разрезала нос так, что его нижняя часть висела на верхней губе, и заканчивалась на правой щеке, разрезая ее, – были даже видны зубы верхней челюсти. Когда я обернулся, на коленях стояли уже все и заклинали меня помочь. Я вздохнул, приказал позвать Антоху и принести мою поклажу.
Через час все было готово к операции. В женской половине остались только мы с Антохой и хозяйка. Торжественно