КИЧЛАГ. Иван Гусаров

      Белеет ниточка вольфрама,

      Свет не гасят никогда,

      К концу подходит драма,

      В пойке булькает вода.

      Воровская выбрана дорога,

      Святое дело – чифирнуть,

      Соблазнов в жизни много,

      Тернист, неровен путь.

      Завтра примет осужденка,

      Приговор готов в суде.

      Прощай, подруга шконка,

      Прошлась ты тихо по судьбе.

      Прощай, стреноженный кичман!

      Отпустят шлюзы за порог,

      Жизнь – отложенный обман,

      Все больше рельсы поперек.

      Свет не гасят никогда,

      Чифир поставили на кон,

      Везут этапы поезда,

      Не спит столыпинский вагон.

      Столыпин тоже пьет чифир,

      Он этапу очень рад,

      На вахте дремлет конвоир,

      Обнял служивый автомат.

      У нас пошла по кругу пойка,

      Чифир глотают без нажима,

      Ждет размеренная двойка,

      Зона строгого режима.

      Белеет ниточка вольфрама,

      Как ни старайся – не задуть,

      От кичмана и до храма

      Нелегким будет путь.

      Свидетель правильно ласит,

      Фемиде гонит сказки,

      Два петра статья гласит,

      Надо думать об отмазке.

      Народу – целый коллектив,

      Родня – для чувства локтя,

      Прокурор увидел рецидив,

      Влил немало дегтя.

      Опер выступил из МУРа,

      По полной грузит тоже,

      Подельник мой – Фигура,

      Сидит и строит рожи.

      Один за всех отмазку пру,

      Смазал важные детали,

      Обвиненья все не по нутру,

      На трешник за день наболтали.

      Сказал бы бюргер «швах»,

      Но впрягся адвокат мой смело:

      «Подзащитный мой не при делах,

      Шьют ему позорно дело».

      Конфуз вышел по ходу прений,

      Терпила – песенный фонарщик,

      Он не знал глубокой фени,

      На меня кричит тюремщик.

      По делу прекратились прения,

      Терпиле нечего сказать,

      Москвич в пятом поколении,

      Просит примерно наказать.

      Судья захлопнул том,

      Ему на доску наши рожи,

      Каким огреет он кнутом –

      Узнаем на часик позже.

      Глаз натянули на задницу,

      Всем надо видеть лесть,

      Евреем он был по отцу,

      Моисеем представили здесь.

      На сцене смеялся, печалился,

      Сыграл и спел все, что мог,

      На зоне, вроде, не чалился,

      За лавровый бился венок.

      Писал относительно мягко,

      Боялся убойного ринга,

      В бок кольнула булавка,

      Но