Театральная сказка. Игорь Малышев
линии руки.
Интересно, любят ли кошки
Стихи?
Жалко, что нет кошки,
Уткнулась бы носом в плечо.
Так хорошо бы стало,
Так горячо.
Чёрным ли носом, розовым,
Всё равно.
Тепло и от чёрного носа,
И от ро-зо-во-го.
Ветка
Мыш проснулся среди ночи от назойливого ритмичного шума. Тихого, скорее даже не слышимого, а вибрацией передающегося через стены.
Он открыл глаза, сел, посмотрел в окно. Через свет фонаря пунктиром летел мелкий дождь. От перекрестья рамы на мхатовский занавес ложилась косая тень. Рябила вода Москвы-реки, словно осыпанная рыбьей чешуёй. Судя по отсутствию звуков машин, то была самая глухая пора ночи.
Мыш зевнул, недоумевая, почему проснулся, и тут звук-вибрация донёсся снова.
Мальчик посмотрел вниз, силясь разглядеть, кто стучит, но наружный подоконник загораживал обзор. Неизвестный гость, похоже, стоял вплотную к двери.
Идти через лабиринт коридоров было страшновато. Слабый свет телефонного фонарика терялся под высокими потолками, не в силах толком осветить путь. Да вдобавок ещё эти лестницы, углы, повороты…
Мыш, как был, в одних трусах, шлёпая босыми ногами, брёл по лабиринту театра, не вполне понимая, почему он вообще решил открыть кому-то дверь среди ночи.
– Может, это бомж или наркоман какой-нибудь стучит? – шептал в голове голос осторожности. – А то ещё хуже: садист или убийца?
Но мальчик не слушал его и шагал, чувствуя, как леденеют ноги, и ругая себя, что спросонья не сообразил надеть тапки.
Мыш остановился перед дверью, снял с гвоздя тяжёлый холодный ключ, замер, прислушиваясь к тишине.
Из часовой послышались приглушённые расстоянием удары.
– Четыре, – машинально сосчитал мальчик и, собравшись с духом, громко спросил: – Кто там?
– Я по объявлению, – донёсся звонкий голос. – У вас тут на афише написано…
Мыш вставил ключ в замок.
Он открывал дверь в первый раз, ключ никак не хотел поворачиваться, упрямо застряв на середине хода. Мыш дёргал его то в одну, то в другую сторону, ничего не помогало.
Прошла минута, другая. Ключ делал пол-оборота и никак не желал идти дальше.
– Я могу чем-то помочь отсюда? – спросили с той стороны.
– Да чем же? – досадливо отозвался Мыш, обтёр вспотевшие ладони о трусы и снова принялся за дело.
Когда у него устали руки, он опустился на лежащую у двери ковровую дорожку и вытянулся. В голове было пусто. Прошло какое-то время, из часовой снова донеслись вибрирующие звуки ударов, Мыш вскочил, вцепился в хвост ключа, и тот как ни в чём не бывало легко провернулся в скважине.
За дверью стояла девочка, по виду ровесница Мыша, со слипшимися от дождя, закрывающими скулы волосами. Она обнимала себя за плечи и, словно цапля, поджимала одну, очевидно замёрзшую особенно сильно, ногу. Текущие по её кожаной куртке капли напитались светом от фонаря, и казались живым золотом.
– Привет! – сказали они одновременно и замерли, глядя