Сухотин. Алики Пирамида
этаж, но бывают и совсем иные крестьянские жилища – так же дело обстоит и с фабриками. Не знаю, каковы были условия труда на предприятии Вульфов, но сам завод с его зданиями, разбросанными по громадной площади, и прилегающим к заводу селом представлял собою почти что отдельный город. Кожевенная же фабрика, на которой, как мы надеялись, работала Вахрушева, являла собой весьма мрачное зрелище.
Перед нами был целый ряд строений деревянных и каменных, закоптелых, грязных снаружи и обнесенных кругом высоким забором – он напоминал крепость или даже тюрьму. Внутри было ничуть не лучше – темные, тесные помещения все словно пропитаны душной вонью, анализировать которую и не хотелось даже, впрочем, нас из этих казематов быстро выпроводили, так что Вахрушеву мы дожидались на улице. К счастью, час был уже вечерний.
– Это вы меня искали?
Худая, бледная работница, с грязным, неразличимо серым лицом, сощурив глаза, изучающе смотрела на нас.
– Ты Пелагея Вахрушева? Сестра Федора Вахрушева, убитого… – начал было я.
– Да, я его сестра, – быстро оборвала меня девушка. – Что вы хотите?
– Давай отойдем, – предложил я.
В любой момент здесь могли появиться люди, что было весьма некстати.
– Нет, я с вами никуда не пойду, мне надо в барак. Говорите здесь, – твердо сказала девушка.
– Ладно, – и я вытащил деньги, немного, по нашим с Григорием меркам, но у фабричной работницы мера, конечно, была совсем иной. – Расскажи мне о своем брате, – сказал я.
– Что рассказать? – Вахрушева так сощурила глаза, что они превратились в щелки.
– Правду, – ответил я ей.
Она еще какое-то время раздумывала, наверняка над вопросом, какая же правда более надобна этим господам? – но, похоже, крайнее утомление ее, и пачка купюр сделали свое дело. Выдохнув и отведя усталый взгляд, она сказала:
– Его убили. Я знаю, кто убивал, кто покрывал, кто брал на себя вину. Вам нужны их имена?
– Нет, – я покачал головой. – За что убили твоего брата?
– Он… он сам… Он сам виноват. Он виноват. Его просто хотели остановить, и остановили.
Эти слова ее косвенно подтверждали версию с оборотнем, и не без усилия над собой – все-таки вопрос мой звучал дико, я спросил.
– Твой брат был оборотень?
– Да, – ответ девушки прозвучал просто, вопросом моим она не смутилась ничуть.
– Я могу предложить в три раза больше денег тому, кто сумеет при мне оборотиться, – сказал я. – В твоей деревне мне сказали, что оборотничество передается внутри семьи.
Вахрушева подняла на меня взгляд, глаза у нее были странные: в белесых, как это бывает у рыжих людей, ресницах, очень светлого серо-зеленого цвета, что особенно выделялось на ее грязном изможденном лице.
– Хорошо. Пойдемте, – сказала она.
Девушка повернулась и решительно зашагала за угол. Там, слегка оглядевшись, она отошла от нас шага на три, сдернула с головы замызганную