Абу Нувас. Бетси Шидфар
закутана в темное покрывало мрака и не показывается
из-под него,
Как чернокожий, что не хочет сбросить с себя светлые одежды.
Я выеду на высоком благородном коне,
Мой конь бежит всегда впереди, он подобен высокой пальме…
Опомнившись, Хасан удивляется – ведь это его собственные стихи. Правда, они похожи на творения Имруулькайса, но это и хорошо – ведь древние были непревзойденными мастерами, и никто еще до сих пор не сравнился с ними. Боясь не удержать в памяти только что сложенные стихи, Хасан повторяет первые строки. Нет, он не забыл их, надо поскорее записать. Но Хасану жаль бумагу. Подумав, он выводит их мелко-мелко на полях, рядом со стихами князя поэтов, потом просматривает, и ему кажется, что они не хуже.
Хасану захотелось прочесть кому-нибудь свои стихи, но кому? Мать спит, да она бы ничего и не поняла – здесь есть такие слова, которые сейчас никто не употребляет, а Хасан узнал их из стихов древних. Брат и сестры еще совсем маленькие, их интересуют только еда и игры. Остается только его хозяин, Абу Исхак, – у него в лавке бывает много поэтов и образованных писцов, он часто ходит на Мирбад – площадь, где собираются поэты и литераторы, чтобы декламировать друг другу новые стихи, узнать новости, состязаться в остроумии и образованности.
Хочется спать. Хасан бережно посыпает еще невысохшие строки своих стихов сухим песком, завинчивает чернильницу и вытирает калам. Он хочет положить тетрадь обратно в нишу, на самую верхнюю полку, и становится на цыпочки, потому что еще не достает до нее. Вдруг с улицы слышится конский топот. Хасан застыл с тетрадью в руках.
Им нечего бояться, они бедные люди, и у них негде укрыться бунтовщику, даже если бы он захотел сделать это. Но, хотя Хасан успокаивает себя, сердце у него бьется, как будто он долго-долго бежал. В памяти всплывают слова, которые он слышал от сказителя, это, кажется, стихи Маджнуна* из племени амир:
«Мое сердце трепещет и бьется, будто птица, пойманная в силки
Неразумным мальчуганом, который не понимает ее страданий».
Хасан тут же одернул себя: может быть, сейчас кого-то схватят и уведут в страшную подземную темницу, а он думает о стихах. Что же делать? Хотя ему очень страшно, мальчик отодвигает засов и осторожно выглядывает на улицу. Кругом густая темнота, тихо, но у дома соседа слышится шорох и глухой стук, будто что-то упало на землю, как куски глины с забора. Хасан изо всех сил вгляделся в темноту. Так и есть, у высокой ограды соседнего дома виден темный силуэт коня, а рядом несколько человек, они что-то делают у забора. Может быть, приятели Исмаила, «сасаниды», хотят сделать подкоп и украсть «добро»? Но нет, сейчас, когда в Басре полно стражников и халифских воинов, «сасаниды» притаились и не тревожат людей. Вот шорох усиливается, люди тащат что-то длинное и поднимают его. А, это лестница, они хотят залезть в дом через ограду! Хасан вспомнил, кто в нем живет. Его хозяин – Надр ибн Исхак, из племени махзум, очень богатый и гордый человек, у него бывает множество гостей, которые приезжают сюда верхом на чистокровных конях.
Хасан