Женщина, которая легла в кровать на год. Сью Таунсенд
Ева.
– Мы с детьми прошлись по улицам, бросая рекламки в почтовые ящики. Вы мои первые клиенты. Вообще-то я художник, вот только никто не хочет покупать мои картины.
– А что вы рисуете? – поинтересовалась Ева.
– Пейзажи. Зе-Фенс. Лестершир. Люблю английскую глубинку.
– В детстве я жила в деревне. А на ваших пейзажах есть люди?
– Я пишу спозаранку, когда вокруг ни души, – ответил Александр.
– Любите рассветы?
– Нет, – покачал он головой. – Люди волнуются, увидев чернокожего мужчину в поле. Я уже свел близкое знакомство с лестерширской полицией. Надо полагать, евреи не катаются на лыжах, а чернокожие не рисуют.
– А что вы еще умеете? – спросила Ева.
– Плотничать. Ну и обычные навыки разнорабочего: малярка, отделка, уборка в саду, перевозка вещей. Свободно говорю по-итальянски и лет десять пробыл плохим мальчиком, вампиром-банкиром.
– И что же произошло?
– Первые пять лет все шло отлично, – усмехнулся Александр. – Мы жили-поживали в просторном особняке в Ислингтоне, матери я купил маленький домик с садом на родине, в Лестершире. Ей нравится возиться в земле. Но про следующие пять даже не спрашивайте – слишком много нюхал наркоты, мой холодильник был забит до жути дорогим шампанским. Я убивал себя. Пропустил первые пять лет жизни своих детей. Думаю, я умирал, но никто этого не замечал, потому что со всеми вокруг творилось то же самое. Я работал в «Голдман Сакс». Жена меня больше не любила. Однажды мы ехали домой в новом автомобиле, который я два дня как купил. Машина была для меня слишком большой и мощной. Жена начала ныть, что я уже неделю не видел детей и что никто не работает по шестнадцать часов в сутки. – Он посмотрел на Еву и сказал: – Но я действительно работал. Это было безумие. Я начал орать о расходах, жена закричала в ответ о моих тратах на кокаин, я потерял управление, мы вылетели в кювет и врезались в дерево – не слишком высокое, скорее даже куст. Жена сидела как живая, только вот замолчала. А потом я взял детей и уехал домой в Лестер.
Повисла напряженная тишина. Затем Ева попросила:
– Пожалуйста, больше не рассказывайте мне таких печальных историй.
– Обычно я себе такого не позволяю, – вздохнул Александр. – Если вы составите список работ, которые готовы мне поручить, я оценю их стоимость и представлю вам калькуляцию. Но мне нужно забирать детей из школы… – Он замялся. – Миссис Бобер, не возражаете, если я поделюсь своими соображениями? В вашей одежде нет гармонии.
– Да какая может быть гармония в одежде, когда я не знаю, кто я вообще такая? – возмутилась Ева. – Иногда мне жаль, что мы не вынуждены носить форму, как китайцы во времена культурной революции. Им не приходилось в смятении раздумывать, что надеть с утра. На все про все одна форма – мешковатые штаны и туника. Мне бы этого вполне хватило.
– Миссис Бобер, знаю, мы только познакомились, – сказал Александр, – но когда вам станет лучше, я с удовольствием пройдусь с вами по магазинам и отговорю вас от юбок-брюк и блузок без рукавов.
– Спасибо, –