Испепеляющий ад. Аскольд Шейкин
Шорохова с ног. Падает он спиной в присыпанную снегом какую-то ветошь и даже не выпускает из рук баула. Быстро встает, взглядом отыскивает Скрибного. Тот от него всего в десятке шагов, шатаясь, пытается взвалить на спину мешок с харчами. Шорохов подбегает к Скрибному:
– Бросай к чертовой матери!
Своего голоса он не слышит, да и Скрибный, наверно, тоже оглох от грохота недавнего взрыва. Мешок остается у него на плечах.
Состав медленно движущихся вагонов и платформ преграждает им путь.
Одна из платформ с кондукторской будкой. Шорохов по ступенькам забирается в нее, швыряет на пол баул, оглядывается на Скрибного. Тот понял, что таким способом можно перебраться через состав и, все еще с мешком на спине, пытается догнать эту платформу.
Град пуль обрушивается на будку. Бьют из пулемета. Способность слышать к Шорохову еще не вернулась. Он только видит, что в двух вершках над его головой веером разлетаются щепки, вспарывается жестяная обшивка. Случайность? Или кто-то специально метит в него? Раздумывать некогда. Стоя на самой нижней ступеньке, ухватившись рукой за поручень, пригнувшись, Шорохов другую руку тянет к Скрибному:
– Давай! Давай!
Скрибный спотыкается, падает, бежит уже без мешка. Но и поезд прибавляет ход.
Наконец Скрибный переваливается через борт платформы, распластывается на ее полу. Шорохов подползает к нему:
– Жив?
– Пронесло, Леонтий…
Поезд вырывается за пределы станции. Слева и справа снежное поле…
…К паровозу не пробраться, цепочка платформ – пустых, без какого-либо груза – упирается в торец товарного вагона. Если и удастся влезть на его крышу, то бежать по ней, на ходу поезда перепрыгивать с вагона на вагон, не суметь. Решиться на такое непривычное, рисковое дело Шорохов не сможет. Он знает это. Остается одно: сидеть в кондукторской будке, открытой всем ветрам и снегу.
Часа через три, в темноте раннего зимнего вечера, поезд наконец останавливается. Спрыгнув на землю, Скрибный и Шорохов бегут к голове состава.
Поздно! Не сделав и сотни шагов, видят, что, оставив цепочку платформ, паровоз и вагоны ушли.
Сквозь снежную мглу проглядывает диск луны. В свете его Шорохов замечает: сбоку от железнодорожного полотна какие-то строения. Скрибный их тоже увидел. Подходят. Дома, но вместо окон и дверей – проломы, крыш нет. В прогалах между домами – убитые лошади, люди. Красные? Белые? Ночная темень и снег всех сравняли.
Шорохов машинально считает: один, два… десять… тридцать пять…
Снег, укрывающий трупы, неровен, местами подтаял. Бой был не далее минувшего полудня.
У самого большого из домов – в шесть окон по фасаду, кирпичного, тоже обезображенного взрывами и пожаром, с провалившейся крышей – убитых особенно много.
Что тут происходило? Шорохов в это пока не вдумывается. Напряжен до предела. Не идет – крадется. Сделает шаг, озирается. Неожиданность возможна любая. Кто-то в бою уцелел, хоть и ранен. Уйти не смог. Врежет в упор.
Внутри