Искушение. Наталия Баринова
от той, которая разрушила жизнь моего единственного сына.
– Вы не то говорите.
– Нет, милая, я знаю кому и что я говорю.
– Вы меня пугаете. Я больше не хочу слушать.
– А ты не спеши пугаться. Ты лучше посмотри на это. – Нина Степановна потянулась к одному из ящиков комода, что стоял у изголовья ее кровати. Открыв, достала небольшой бархатный мешочек когда-то красного цвета, а теперь вытертый, полинялый. Непослушные пальцы никак не могли развязать узел, поэтому Нина Степановна протянула мешочек Жене: – Открой и посмотри, что у меня есть.
Легко справившись с узлом, Платова дрожащими от волнения пальцами развязала мешочек. Правда, еще до того, как она увидела его содержимое, Женя знала, что в нем хранится. Зря, что ли, она прочитала столько книг. Еще секунда, и она увидит богатство той, у которой больше нет повода, нет желания надевать такую красоту.
Интуиция Женю не подвела. Жемчужное ожерелье прохладной змейкой легло на ладонь. За ним из мешочка выпали два кольца, пара сережек, цепочка с подвеской. Женя никогда в жизни не видела такой красоты. Одно дело книги, совсем другое реально осязаемое великолепие. Камни сверкали даже при неярком свете бра, которое Нина Степановна с некоторых пор предпочитала верхнему освещению.
– Ну, как тебе? – спросила она, решив, что прошло достаточно времени для любования.
– Очень красиво, – прошептала Женя.
– Я давно перестала носить украшения. Иногда достаю, любуюсь и снова прячу. Такого больше ни у кого нет. Это авторские работы. Все это я отдам тебе, если ты поможешь мне избавиться от этой мерзавки ресторанной, искалечившей жизнь моего единственного сына. Кто в наши дни по таким заведениям ходит? Торгаши, спекулянты. Вот это ее компания, а рабочему человеку, человеку честному в ней не место! – зло сощурившись, сказала Нина Степановна. – Откуда она взялась на его голову?!
– Но ваш сын любит ее.
– Околдовала она его. Как иначе объяснить, что парень с высшим образованием с посудомойкой роман закрутил! Не обошлось без черной магии. За то расплата – Бог детей не дает. И не даст уже, сердцем чувствую. Шалавой была, материнство прогуляла, по подпольным абортариям разбросала.
– Какие страшные слова вы говорите.
Женя сложила соблазнительно сверкающие драгоценности и медленно встала. Больше она не намерена слушать бред страдающей от собственного бессилия старухи. Надо же, кто бы мог подумать, что в ней столько злобы и ненависти. Божий одуванчик, требующий внимания, поглощающий его в неограниченном количестве от Баринских, Жени, старых и верных подруг, словно по графику проведывающих ее. Всегда капризная, немного мрачная, в последнее время Нина Степановна стала мягче, внимательнее. Куда-то подевалась ее рассеянность. В ее глазах Женя встречала готовность откликнуться на проявленную заботу. Оказывается, все это было искусной игрой, подготовительной кампанией перед решающим ходом.
– Постой! – Нина Степановна взяла из рук Жени бархатный мешочек, положила его на место. Вперила в девушку тяжелый взгляд. – Неужели ты не видишь, какой умный и красивый мужчина