Хреновая жизнь как кредо физкультурника. Зиновий Суриков
является нахождение комфортной для себя объясняющей модели. Человек может совершать те или иные действия, при обязательном сохранении уверенности своей правоты. Невозможно действовать без рационального объяснения и оправдания своего поведения. Это объяснение подбирается задним числом.
Например, массовое обращение бывших членов КПСС к религии при смене политической доктрины. Это охватило все постсоветские общества, вне зависимости от типа доминирующей конфессии. Чем сильнее слом парадигмы, тем ярче проявляется смена поведения людей. Приведу объемную цитату из книги «Записок советской переводчицы». Эта книга была впервые опубликована в 1937 г. в Софии. Ее автор, переводчица Тамара Владимировна Солоневич (1894—1938), описывает Россию 20—30-х гг. прошлого столетия. Она смогла через фиктивный брак сбежать из СССР. Автор Солоневич работала переводчицей и по роду своей деятельности сопровождала иностранные делегации, которые посещали СССР и знакомились с дутыми успехами строительства коммунизма. В ходе этих общений возникало множество скользких ситуаций, когда переводчикам нужно было красиво соврать, пустить пыль в глаза и назвать черное белым. Врать надо было уверенно и с выдумкой. Наибольшим мастерством в этом искусстве обладала ее коллега Софья Павловна Ильегстром.
Должна сказать, что, с самого начала и до самого конца нашего с ней знакомства, она мне непрерывно импонировала и очень нравилась. Но она и по сей день осталась для меня загадкой. Поскольку я работала с постоянным желанием нанести вред большевикам по мере своих сил, поскольку я ненавидела большевицкий режим и чувствовала себя тягостно, а иногда и отвратительно, постольку Софья Петровна работала не за страх, а за совесть, как настоящая идейная большевичка, и чувствовала себя среди большевицкого бесправия и обмана, как рыба в воде.
Я не сразу узнала ее биографию. Мы об этом совсем не говорили. Но я чувствовала всем существом своим, что она из очень культурной семьи. В детстве у нее были гувернантки, она училась в институте, бывала раньше заграницей. Высокая, стройная, с девичьей фигуркой, с мягкими красивыми манерами, с никогда не повышающимся голосом, бесконечно выдержанная, она так не подходила к окружавшей нас обстановке, что мне порой страшно становилось. Точно пава в гнезде ворон. Больше того, за все годы большевизма, я не встречала в России женщины более аристократического вида. Были среди наших знакомых аристократы, графы и князья и все они стремились всеми силами отделаться от своих прежних манер, стушеваться. Это было нечто вроде мимикрии. Они не мылись, не брились, ходили в рваных башмаках, употребляли народные выражения, старались стать пролетариями, чтобы никто не узнал их происхождения, чтобы никто их не мучил. Софья же Петровна, изящно одетая, слегка манерная и аристократически небрежная, проходила среди наших «товарищей», как царица. И импонировала не только мне, а всем.
Работа ее с делегациями должна