Нестор Махно. Виктор Ахинько
Махно нарочито громко, чтобы все слышали.
– Нападали на возвратившихся помещиков, уничтожали их, охранителей и солдат.
– Теперь послушай меня. Тут ты погибнешь, рано или поздно. Брось лес, выйди на простор, зови селян, особенно молодежь, в революционную бурю. Ринемся в открытый бой с палачами. Согласен?
Федор молчал, поглядывая на повстанцев. Тщеславный малый, он привык верховодить. А Махно не зря появился, первенство не уступит. «Эх, неохота идти в подчинение. Но силы-то будут о-го-го. Я и в большом отряде не потеряюсь. Или не стоит, а? Спрошу братишек», – решил Щусь.
– Слышите, что он предлагает?
– Слышим! – радостно донеслось в ответ.
Это развеяло сомнения. Федор схватил Нестора в объятия, поднял его и крикнул:
– Да, да! Пойдем с тобой!
Отряды объединились, и Махно нетерпеливо прикидывал, что теперь-то можно будет отправиться и в дальний рейд: по селам и хуторам Юзовки, Мариуполя…
– Обедать пора, – напомнил Гаврюха Троян.
– У тебя ж пузо!
– В молодости сорок вареников глотал, а счас еле-еле пятьдесят.
Тем временем на окраине села людей собралось изрядно. В отряд просились родственники тех, кого расстреляли австрийцы, бывшие фронтовики, что раньше колебались. Рядом толклись их жены, невесты, зеваки, дети. Махно радовался. Вот он, народ, и что пожелает, то и будем делать, а не по указке умников из Киева или Москвы. На улице уже не хватало места, и все не спеша пошли в центр.
– Голод не свой брат, – настойчивее напомнил Троян.
– Где у вас кулаки живут? – спросил Нестор селян.
– А нэдалэко. На тий вулыци.
– Тю, та ось жэ хата Лукьянэнка!
– Позовите. Пусть даст на суп теленка или овцу. На той улице тоже возьмите. Станут возражать – доложите. Лютый, чув? Организуй обед!
Пока они шли на церковную площадь, Федор Щусь легонько прикоснулся к плечу Нестора:
– Думаешь, почему земляки такие сознательные?
Что-что, но подобный вопрос Махно не ожидал от простодушного на вид красавца-матроса.
– Глянь сюда, – он достал из кармана измятую бумажку и начал читать: – «Крестьяне села Больше-Михайловки обязаны выдать для содержания экспедиционного батальона 160 арб сена и соломы, 15 возов картошки, 70 хлебов, 65 пудов сала, 35 курей, 5 кабанов, 6 фунтов чая, пуд табака, 3 пуда кислой капусты…»
– Постой, Федя. Сразу, что ли?
– Конечно. Это приказ. Недавно издан. Еще не все! Слушай дальше: «100 пудов пшена, 550 пшеницы и 800 ячменя». Земляки умоляли, дескать, раньше уже все забрали. Ах так! Приперли солдат, арестовали десять заложников, пулеметы установили и ну шастать по чердакам, погребам, клуням. Последнюю торбу отбирали. Кто раскроет рот – шомполами. Моих дружков – на акацию. А-а! – жарко выдохнул Щусь. – Потому и мы жалостью не балуемся.
Нестор взглянул на него попристальнее и приметил что-то звероватое в веселом оскале.
Да-а, – согласился он, подумывая, что скажет на митинге, который уже стихийно возник на церковной площади.