Святая, смешная, грешная. Виктор Ермаков
чем могли проникнуть мои под узкие манжеты его сорочки. И вот его пальцы, только что трогавшие моё запястье, были уже на локтевом сгибе. Не знаю, насколько незамеченной для него была моя реакция от касания моей эрогенной зоны – одной из самых незащищённых, самых открытых, о которой он ещё секунду назад не знал, но сейчас мог догадаться, заглянув мне в глаза или под стол, где мои закинутые одна на другую ноги вдруг сжались и чуть вытянулись вперёд, а по коже руки предательски побежали мурашки, которые он не мог не ощутить своей ладонью. Спасибо рыбе. Вернее, официантке, которая принесла её.
– Пожалуйста, ваша рыба, – приятно улыбаясь, произнесла официантка, ставя перед нами заказ, затем налив немного вина в Костин бокал, предлагая ему продегустировать. Сделав небольшой глоток, он на секунду задержал его во рту, с видом тонкого ценителя вин произнес: «Да, вполне». Меня всегда забавляла эта церемония, заканчивающаяся одним и тем же выражением лица, одобрительным кивком головы и примерно одними и теми же словами. Всегда хотела увидеть, как кто-нибудь, сделав глоток, небрежно махнет рукой, со словами: «Унесите, подайте другое». И уж совсем было бы интересно увидеть выражение лица официанта или сомелье, поскольку откупоренная и не понравившаяся бутылка стоит совсем-совсем не дёшево. Получив одобрительный кивок головы от Кости, официантка наполнила мой бокал, затем его, пожелала приятного аппетита и вечера и удалилась. Края наших бокалов коснулись друг друга так, как будто это был первый робкий поцелуй.
– За встречу, – произнес Костя.
– За встречу, – ответила я.
– Не хочу загадывать наперёд, но очень-очень надеюсь, что наша переписка и сегодняшняя встреча – это не банальная интрижка, – глядя мне в глаза, произнёс Костя.
– Приятного аппетита, – улыбнулась я. – Посмотрим. Тоже не люблю загадывать, но банальные интрижки не моя тема.
Рыба действительно была вкусной, и не думаю, что только потому, что я была голодна. Свежая, ещё горячая, только что из печи ароматная фокачча с розмарином была восхитительна. Всё– таки умеют итальянцы из лепёшки обычного теста сделать фокаччу, пиццу, не говоря уж о пресловутых спагетти, заполонивших весь мир. Почему их равиоли, где мяса кот наплакал, подаются в ресторанах по всей Европе, а наши вкуснейшие пельмени днём с огнём не сыщешь?
– Катюш, о чём задумалась? – вернул меня из мысленного кулинарного путешествия Костин голос.
– О несправедливости, – поддевая белый кусочек рыбы на вилку и отправляя его в рот, ответила я.
– О несправедливости? – переспросил он, слегка удивленно, остановив полоску фокаччи по пути в рот. – Не понял, можно поподробнее?
– Да нет, ничего серьезного. Просто я зациклена на справедливости, вернее, на её отсутствии, поэтому лучше не начинать.
– Почему же? Мне интересно, я сам за справедливость, за мир во всём мире, и всё такое, – произнёс он с глубокомысленным видом, – но давай об этом не сегодня. За тебя,