Риф, или Там, где разбивается счастье. Эдит Уортон
отворил окно, оперся скрещенными руками на подоконник и окинул взглядом бескрайние огни города, потом поднял глаза к темному небу, где сияла утренняя звезда.
VI
В «Комеди» назавтра Дарроу зевал и ерзал на своем сиденье.
День был теплым, в зале ни одного свободного места, духота, и спектакль, по его мнению, невыносимо плох. Он украдкой бросил взгляд на свою спутницу, проверяя, разделяет ли та его чувства. Ее увлеченный профиль не выдавал никакого беспокойства, но она могла изображать интерес просто из вежливости. Он откинулся в кресле, подавляя очередной зевок и пытаясь сосредоточиться на сцене. Там разыгрывались великие события, и он не был безразличен к суровой красоте древней драмы. Но трактовка пьесы казалась ему столь же душной и безжизненной, как атмосфера в зале. Актеры были те же, кому он часто аплодировал в тех же самых местах, и, возможно, этот факт усиливал впечатление застойности и условности, которое производила их игра. Безусловно, настала пора влить свежую кровь в вены отмирающего искусства. Казалось, призраки актеров давали призрачный спектакль на берегах Стикса.
Это уж точно был не самый удачный способ для молодого человека и его прелестной спутницы проводить золотые часы весеннего предвечерья. Свежесть лица отражала свежесть весны, напоминая о солнечных лучах, пробивающихся сквозь молодую листву, о журчанье ручья в траве, о дрожащей тени деревьев под ветерком на лугах…
Когда наконец убийственное хождение на котурнах было остановлено единственным антрактом, Дарроу вывел мисс Вайнер на балкон, с которого открывался вид на сквер перед театром, и повернулся к ней, проверить, разделяет ли она его впечатление от спектакля. Но ее ответный восхищенный взгляд предупредил пренебрежительную улыбку, готовую тронуть его губы.
– Зачем вы привели меня сюда? Надо было затаиться и сидеть в темноте, пока спектакль не возобновится!
– Это произвело на вас такое впечатление?
– А на вас… неужели нет? Как будто там все время были боги у них за спиной и руководили их поступками, правда? – Она сжимала перила, ее лицо то вспыхивало, то темнело от сменяющихся переживаний.
Дарроу улыбнулся, радуясь, что она получает такое наслаждение. В конце концов, когда-то давным-давно он тоже все это чувствовал; может, это была его собственная вина, а не актеров, что поэзия пьесы куда-то улетучилась… Но нет, он был прав, считая представление скучным и заезженным: просто неопытность его спутницы, невозможность для нее сравнить и оценить, позволила ей думать, что оно блестяще.
– Я боялся, что вы заскучаете и захотите уйти.
– Как заскучаю? – Она состроила обиженную гримаску. – Хотите сказать, вы считаете меня слишком невежественной и глупой, чтобы оценить спектакль?
– Нет, вовсе нет.
Ее рука все еще лежала на перилах балкона, и он на секунду накрыл ту ладонью. И увидел, как порозовела и дрогнула ее щека.
– Скажите мне, что вы думаете