Смертельные тайны. Кэти Райх
семья старухи действительно лежала всего в нескольких дюймах от точки, где мы остановились?
Пять дочерей и девять внуков – расстрелянные, зарубленные и сожженные в собственном доме вместе с соседками и их детьми. Как вынести такую потерю? Что могла этой женщине предложить жизнь, кроме нескончаемой боли?
Окинув взглядом окружающий пейзаж, я заметила среди листвы полдюжины крестьянских дворов. Над черепичными крышами саманных[3] хижин поднимался дым. В каждом дворе стоял уличный туалет и бегали одна или две тощие коричневые собаки. Во дворах побогаче можно было увидеть кур, худую свинью, велосипед.
Две дочери сеньоры Ч’и’п жили в селении на восточном склоне. Еще одна жила наверху, где стояли машины ФСАГ. Обе были замужем. Возраст их старуха не помнила. Их детям было три дня, десять месяцев, два, четыре и пять лет.
Младшие дочки еще оставались дома. Им было одиннадцать и тринадцать лет.
Семьи, связанные сетью тропинок и сетью генов. Эта долина была их миром.
Я представила, как сеньора Ч’и’п в тот день возвращалась домой, возможно, по той же самой тропинке, по которой наша команда с трудом спускалась каждое утро и поднималась каждый вечер. Она продала фасоль и, вероятно, радовалась.
А потом – кошмар.
Двадцать лет – не слишком долго, чтобы забыть. Даже жизни не хватит.
Как часто она о них думает? Следуют ли за старушкой призраки, когда она бредет на рынок той же дорогой, что и в тот роковой день? Проскальзывают ли они за рваную занавеску на ее окне, когда на долину опускается ночь? Населяют ли они ее сновидения? Являются, улыбаясь и смеясь, как при жизни? Или окровавленные и обугленные, какими она нашла их после смерти?
В глазах затуманилось, и я снова опустила голову, уставившись в землю. Как могут люди так поступать с другими людьми? С беспомощными, женщинами и детьми, которые не сопротивляются? Вдали послышался раскат грома.
Несколько секунд – а может быть, лет – спустя беседа прекратилась, и непереведенный вопрос повис в воздухе. Подняв взгляд, я увидела, что Мария и ее переводчик смотрят на холм за моей спиной. Сеньора Ч’и’п продолжала стоять, уставившись на собственные сандалии, приложив ладонь к щеке и сжав пальцы, словно новорожденная.
– Матео вернулся, – сказала Элена Норвильо, работница ФСАГ из района Эль-Петен.
Женщина поднялась на ноги, я повернулась к ней. Остальные наблюдали из палатки.
По одной из тропинок, что извивались в ущелье, спускались двое. Впереди шел мужчина в голубой ветровке, потертых джинсах и коричневой шляпе. Я не могла на таком расстоянии прочесть буквы, но знала, что над полями его головного убора написано «ФСАГ». Мы – все шестеро – носили такие же шляпы. За ним человек в костюме и галстуке нес складной стул.
Мы смотрели, как двое пробираются сквозь заросли кукурузы, стараясь случайно не повредить рассаду фасоли или картофельную грядку, которые мало что значили для нас, но давали
Саман – строительный материал из глинистого грунта с добавлением соломы; сушится на открытом воздухе.