Ворон. Эдгар Аллан По

      Вновь я в комнату вернулся – обернулся —

       содрогнулся, —

      Стук раздался, но слышнее, чем звучал он

       до того.

      «Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь

       пошевелилось,

      Там за ставнями забилось у окошка моего,

      Это ветер, усмирю я трепет сердца моего, —

       Ветер, больше ничего».

      Я толкнул окно с решеткой, – тотчас важною

       походкой

      Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон

       старых дней,

      Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел

       спесиво,

      И, взмахнув крылом лениво, в пышной

       важности своей,

      Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью

       был моей,

       Он взлетел – и сел над ней.

      От печали я очнулся и невольно усмехнулся,

      Видя важность этой птицы, жившей долгие года.

      «Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты

       презабавно, —

      Я промолвил, – но скажи мне: в царстве тьмы,

       где Ночь всегда,

      Как ты звался, гордый Ворон, там, где Ночь

       царит всегда?»

       Молвил Ворон: «Никогда».

      Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало,

      Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.

      Да и кто не подивится, кто с такой мечтой

       сроднится,

      Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь

       когда —

      Сел над дверью – говорящий без запинки,

       без труда —

       Ворон с кличкой: «Никогда».

      И, взирая так сурово, лишь одно твердил он

       слово,

      Точно всю он душу вылил в этом слове

       «Никогда»,

      И крылами не взмахнул он, и пером

       не шевельнул он,

      Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,

      Завтра он меня покинет, как Надежды, навсегда».

       Ворон молвил: «Никогда».

      Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге

       мрачной,

      «Верно, был он, – я подумал, – у того, чья

       жизнь – Беда,

      У страдальца, чьи мученья возрастали,

       как теченье

      Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда

      В песне вылилось – о счастье, что, погибнув

       навсегда,

       Вновь не вспыхнет никогда».

      Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,

      Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,

      И, склонясь на бархат нежный, я фантазии

       безбрежной

      Отдался душой мятежной: «Это – Ворон,

       Ворон, да.

      Но о чем твердит зловещий этим черным

       «Никогда»,

       Страшным криком «Никогда».

      Я сидел, догадок полный

       и задумчиво-безмолвный,

      Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая

       звезда,

      И с печалью запоздалой, головой своей усталой,

      Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:

      Я один, на бархат алый та, кого любил всегда,