Если мой самолет не взлетит. Руслан Исаев
мне надо ехать, – сказал я, – домой.
Никсон хорошо знал эту команду. Я долго приучал его еще щенком к ней, чтобы можно было отделаться от него в любой момент. Никсон любил выполнять мои команды. Мой друг понуро затрусил в часть. Что мог понимать Никсон о штабе округа? О разлучивших нас обстоятельствах непостижимой ему человеческой жизни? Он доверял мне, потому что знал, что я люблю его, и пошел домой. Так и надо жить, – сказал я Толстому. Нужно доверять и не бояться.
–Неужели ты не хочешь знать ответы? – спрашивает Толстый.
Он спрашивал это уже, я много дней думал над его словами и придумал ответ в конце концов:
–Все ответы неправильные. Я не хочу знать неправильные ответы.
–Может быть, ты боишься увидеть за ширмой кукольного театра нити мироздания?
–Нет, не страшно.
–Ты сверхчеловек, – сказал Толстый.
–Я знаю. Приходится как-то с этим жить.
Мы сделали обход охраняемого объекта. В пустом зале эхом отдавался энергичный голос моего друга и рассудительный тенор Степы. Мы посидели, покурили в кафе на втором этаже в полумраке дежурного освещения. Выпили кофе. Здесь в кафе стояла американская кофе-машина. От советской она отличалась только тем, что варила кофе. Пар от чашечек и сигаретный дым исчезали в полумраке под потолком. Из полумрака с мозаики на стене Юрий Гагарин в космическом шлеме улыбался нам перед тем, как сказать "поехали".
Степа отправился домой, мы с Толстым легли спать на диванах в гримерке.
–Существует все, идея чего может возникнуть, – сказал Толстый, продолжая разговор с ушедшим Степой, – возможность идеи и является критерием существования. То, что нельзя представить, не может существовать.
–Толстый, сделай еще бутылку водки и пачку сигарет.
–Не получится. Не нужна она нам.
–То есть, по-твоему, должно появляться все, о чем подумаю я или ты? А если я не хочу, чтобы появилось то, чего хочешь ты? Если мне вообще не нравится то, что я вижу? Если мы видим разное, как мы можем обменяться информацией?
–Конфликт представлений – очевидная проблема. Должен быть Верховный Арбитр, тот, кто поддерживает целостность мира, – встал на ноги Толстый, это была не мысль, это было потрясение, захватившее его, все его мысли – это потрясения, гигантская матрица получила новые измерения, начала переформатирование, я слышал сквозь сон, что он еще ходит по гримерке, разговаривает сам с собой, но я уже спал.
Когда умирают такие люди – неужели все это огромное может умирать вместе с ними? В этой Вселенной, которая вся построена на законах сохранения, где не исчезает самая крохотная элементарная частица, самый ничтожный импульс движения, квант энергии – куда уходим мы? Или это и есть предназначение – превратить себя в движение?
3 Наука как пирамида Хеопса
– Вставай, пора сваливать, – разбудил меня Толстый, – сейчас дневной директор придет.
Вместе с населением Девятки (а лучше сказать с "личным составом"),