Лесная невеста. Елизавета Дворецкая
души.
Нет, это был не сон. Зимобор протер лицо, взъерошил волосы. Небо за окошком побледнело, созвездие Трех Вил погасло. Близилось утро, кричали петухи.
Он не спал. Младшая из трех вещих вил, Дева Будущего, говорила с ним. Обещала помощь. Зимобор хорошо помнил ее советы, но не мог сообразить, что же такое она сказала на прощание. Что-то такое хорошее, но… тревожное. Что-то слишком невероятное, чтобы быть правдой.
Но где-то в глубине души сохранились последние отголоски, воспоминания о мгновенном блаженстве, которое подарило ему ее прикосновение. Это было на самом деле, такого не выдумаешь.
Храпящая старуха вздрогнула, чуть не свалилась с лавки на пол, завозилась – проснулась. Зимобор неслышно встал и скользнул за дверь, благо, ее смазали, чтобы не скрипела. Никому не надо знать, что он провел возле тела последнюю земную ночь души. То, что с ним случилось, принадлежит только ему.
В последующие дни княжий двор и весь городок, стоявший на холме у впадения в Днепр речки Свинец, был полон гостей: понаехали старейшины со всех подвластных земель, и княгиня принимала их весьма радушно и с почетом. Собрать, как в былые времена, всех взрослых свободных мужчин племени было уже невозможно, и прибывали только старейшины, которым надлежало говорить от имени своих родов, – с верхнего течения Днепра, с Вопи и Вотри, с верховий Сожа, где жило немало кривичей, плативших дань смолянскому князю; с Межи, Каспли и Осьмы. От Кореничей прибыли только трое: нынешний старейшина Журавель, дальняя Зимоборова родня, и с ним двое подростков, никогда прежде не выезжавших из своего гнезда и смотревших на все вокруг изумленно расширенными глазами, – разводя руками, Журавель вздыхал, что после голодных зим и от рода-то мало кто остался…
По вечерам в обчине святилища, где собиралась вся смолянская и приезжая знать, не утихали споры. Старейшины хотели что-то решить между собой еще до веча, но договориться никак не удавалось.
– Служил я князю Велебору верно, в чем дух его над нами свидетель! – говорил воевода Беривой. – Хочу и дальше роду Велеборову, роду князя Тверда и потомков его, служить. Перун и Макошь князя Велебора благословили добрыми сыновьями, и сыну его старшему Зимобору я в верной службе поклянусь. Кто обычай предков чтит и племени смолян славы хочет – тот говори, как я. Верно, дружина?
– Верно! Верно! Хорош у князя старший сын – лучше нам не надо! – кричали кмети ближней князевой дружины. Они дружили с Зимобором, не раз ходили с ним в походы и были совсем не прочь увидеть именно его своим новым повелителем.
– Дай я скажу! – Вперед вышел Секач. – Не одним сыном боги князя нашего благословили. Старшее его дитя – княжна Избрана, и в ней благословение богов. Мать ее, княгиня Дубравка, род свой ведет от князя Белояра, сына Живодары и Стоимера, внука Радимова. В ней две реки княжьей крови священной сливаются воедино. И княжна Избрана, как заря ясная, земле смолян послана богами, в ней сама Избрана, Кривова дочь, к нам воротилась. После всех неурожаев нам больше всего милость Макоши нужна, чтобы поля наши родили, скотина