Не упыри. Светлана Талан
мое место никто не займет? – размазывая слезы по лицу, спрашивала я маму.
– Кто знает! Придет какой-нибудь новичок в класс, где ж ему сидеть?
Штаны колючие, но очень хочется в школу! Вздыхая, я натягиваю их, а на следующее утро все начинается сначала.
Из плащ-палатки Тетя пошила мне пальто. А чтоб оно было теплее, вместо ваты за подкладку набили пакли. Кроме того, мне сшили бурки. Теперь зимними вечерами при свете коптилки (когда я уже научилась читать) мама и Тетя пряли, а я читала вслух. Все притихнут, а я читаю «Муму» Тургенева. Но больше всего нам нравилась сказка про Серую Шейку: о том, как ее ранили, и она не смогла улететь вместе со всеми в теплые края. Читаю и плачу, а вместе со мной плачут все в хате. Наверно, поэтому я на всю жизнь полюбила животных, и до сих пор не могу зарезать даже курицу.
Ранней весной всех женщин собирали в поле. С собой они приводили своих коров, чтобы вспахать колхозную землю. Одна женщина, спереди, тащит корову, а другая, сзади, налегает на плуг. А дома, чтобы вспахать огород, мы, дети, впрягались и тащили, а мать ходила за плугом.
Многие дети, окончив четыре класса, вынуждены были бросать учебу и идти работать в колхоз. Но у меня была очень сильная тяга к знаниям, и родители решили, что мне надо и дальше ходить в школу.
…Если заглянуть в словарь иноязычных слов, то слово «кок-сагыз» поясняется в нем так: «многолетнее растение из семейства сложноцветных, каучуконос». Но мое поколение знает об этом растении не по книжкам. В диком виде оно встречается где-то на Тянь-Шане, а его корневища действительно содержат какое-то количество вещества, из которого научились изготовлять необходимую стране резину. Поэтому его стали выращивать и у нас. Мы, дети, ходили собирать пух с созревших цветков, похожих на головки одуванчика, в котором прятались семена. Сеять кок-сагыз у нас начали еще в тридцать шестом, а ходить собирать пух я начала после первого класса. Для этого Тетя сшила мне полотняный мешочек с лямками, которые завязывались на шее. Собирали пух обеими руками, складывали в мешочки, а вечером шли сдавать звеньевой в клуню. Там она его взвешивала и вела учет. Частенько мы с Валей просыпались пораньше и успевали до школы сбегать на поле и насобирать пуха с чужих участков, а после школы шли уже на свой.
Напротив нас стояла хата, где, как рассказывали сельчане, во время голода тридцать третьего года дочь зарубила топором свою мать, засолила ее мясо и сложила в кадушку.
– А ты знаешь, куда она голову матери девала? – однажды спросила Валя.
– Откуда мне знать?
– Она ее в клуню отнесла!
– В какую клуню? – спрашиваю, чувствуя, как холодеет спина.
– А в ту, где мы кок-сагыз сдаем.
Сболтнула Валя и забыла. А я, как иду кок-сагыз сдавать, так и смотрю, не лежит ли эта голова в клуне. В одиночку заходить туда я теперь боялась.
Сначала за собранный пух кок-сагыза не полагалось ничего, потом стали выдавать по сто граммов конфет-подушечек за килограмм. В конце недели я шла в магазин, куда заранее передавались списки, и продавщица насыпала мне конфеты