Девушка, которая играла с огнем. Стиг Ларссон
наконец сказала Лисбет. – Вернулась в Швецию недавно.
Арманский задумчиво кивнул и оглядел ее. Лисбет Саландер изменилась. В ней проглядывали какие-то… признаки злости, что ли, особенно если судить по ее одежде и манере поведения. И она явно запихнула что-то себе в лифчик.
– Ты изменилась. Где ты была?
– Везде понемногу, – уклончиво ответила Лисбет, но продолжила, заметив его раздраженный взгляд: – Я поехала в Италию, потом – в Израиль, оттуда – в Гонконг через Бангкок. Ненадолго съездила в Австралию и Новую Зеландию, а потом поколесила по островам Тихого океана. Месяц провела на Таити, потом оказалась в США и последние месяцы жила на Карибах.
Он кивнул.
– Сама не знаю, почему не попрощалась.
– Потому что тебе всегда было наплевать на других, – спокойно прокомментировал Арманский.
Лисбет закусила губу и задумалась. Может быть, он и прав, но укор все равно казался ей несправедливым.
– Просто всем, как правило, наплевать на меня.
– Глупости, – возразил Арманский. – У тебя неправильный подход к людям. Людей, которые пытаются быть твоими друзьями, ты считаешь просто дерьмом. Это яснее ясного.
Наступило молчание.
– Хочешь, чтобы я ушла?
– Делай как хочешь. Ты только так всегда и делала. Но если ты сейчас уйдешь, сюда больше не возвращайся.
Лисбет вдруг растерялась. Человек, которого она всегда уважала, собирался его выставить. Она не знала, что и сказать.
– Прошло уже два года, как Хольгер Пальмгрен перенес удар. А ты его за все это время ни разу не навестила, – беспощадно продолжал Арманский.
Лисбет изумленно уставилась на него.
– Он жив?
– Ты даже не знаешь, жив ли он или мертв.
– Врачи говорили, что он…
– Тогда врачи много чего говорили, – перебил ее Арманский. – Сначала он был очень плох и не мог общаться, но за последний год произошло существенное улучшение. Ему еще трудно говорить, и нужно внимательно прислушиваться, чтобы понять, что он сказал. Он часто нуждается в помощи, но может все-таки сам дойти до туалета. Люди, которым он небезразличен, навещают его.
Лисбет сидела оцепенев. Два года назад именно она обнаружила Пальмгрена, когда с ним случился удар, и вызвала «Скорую помощь». Врачи качали головой, и их прогноз не обнадеживал. Первую неделю Лисбет не выходила из больницы, потом один из врачей сказал, что больной в коме и что он вряд ли очнется. С этого момента она перестала тревожиться и вычеркнула его из своей жизни. Просто встала и ушла из больницы, не оглядываясь. И даже не перепроверив информацию.
Лисбет нахмурила брови. Примерно тогда ей на голову свалились новые заботы из-за адвоката Нильса Бьюрмана и потребовали много внимания. И ведь никто, включая Арманского, не передал ей, что Пальмгрен жив, а тем более не сообщил, что ему лучше. То, что такое возможно, вообще не приходило ей в голову.
Лисбет почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой эгоистичной скотиной. И никогда раньше ее не распекали таким чудовищным тоном. Она