Французская политическая элита периода Революции XVIII века о России. А. А. Митрофанов
формации о евроориентализме», параллели между восприятием образов России и США. При этом автор в определении хронологии своей работы ссылается на броделевский термин «большой длительности». Можно в этом усмотреть и определенное влияние авторов «критической школы» французской историографии. Адамовский предлагает относительно краткий и ретроспективный очерк взглядов известных мыслителей на современную им Российскую империю, сознательно абстрагируясь от рассмотрения того, как на эти самые взгляды влияли военные конфикты, дипломатия, динамика торговых отношений и культурных связей. Введение Адамовским своей особой терминологии делает эту работу оригинальной, но требует уточнений. Ведущие исследователи творчества Дидро и других просветителей, их связей с Россией аналогичными конструкциями не пользуются[84]. Определить тех или иных просветителей в качестве основателей некоего «либеральнобуржуазного» типа дискурса можно с большой натяжкой[85]. Скептические оценки российской политики, представителей правящей династии, «петровского мифа», критика внешней политики Екатерины II звучали и со стороны условных «либералов», и со стороны условных «консерваторов», если, конечно, нарушая научный принцип, перенести эту политическую классификацию, устоявшуюся только после Революции, в середину XVIII в.[86] Синтез Адамовского в виде «либерально-буржуазного» образа и вовсе выглядит оксюмороном. Термин «буржуазия» в разные периоды имел разное значение, во второй половине и конце XVIII в. вообще нельзя говорить о единстве этой социальной группы[87]. Социальная стратификация раннего Нового времени не связана с формированием политической идеологии века XIX в. Иначе говоря, связка понятий «буржуазия» и «либерализм» выглядит как плод воображения, умозрительная социологизация. Искусственный конструкт предопределяет и искусственность выводов автора. Источники периода Французской революции и Наполеоновских войн Адамовский специально не анализирует.
В контексте изучения социокультурной проблематики данной эпохи рассматриваются коллективные представления французов о России в канун и во время Отечественной войны 1812 г. B. Ададуровым[88]. Новаторский подход к известным проблемам позволяет автору полагать, что авторы революционной поры продолжали ретранслировать фобии и предубеждения: «Эти предшественники современных политологов, прибегая к аргументам не только злободневного, но и исторического характера, пытались отождествить ценности западной цивилизации с современной моделью французского ощества, а варварство с ее консерватиным русским антиподом»[89]. На наш взгляд, работа В. Ададурова, который делает сравнительный анализ текстов 1790-х и 1800-х гг. (П. Парандье, Ш.-Л. Лезюра и др.), проводя линию преемственности вплоть до
C. Хантингтона, еще раз показывает, что изучение памфлетов периода Французской революции 1789–1799 гг. остается открытой темой для исследования
Дж. Годжи, Ж. Дюлак, С. Я. Карп, С. А. Мезин и др.
Отношение просветителей к проблеме «просвещенного деспотизма» на примере русских государей, к проектам колонизации России, да и к возможности цивилизации империи демонстрирует плюрализм многочисленных альтернативных «образов» России, в период космополитизма и доминирования французского языка особая «национальная оптика» восприятия другой страны размывалась. См.: Европейское Просвещение и цивилизация России. М., 2004.
Т. н. «консерваторами» условно можно назвать ту часть просвещенной элиты, которая состояла из высшей аристократии, духовенства, верхних страт «третьего сословия», а «левыми» – философов и литераторов, критиковавших двор, сословное неравенство, религиозную нетерпимость и цензуру. При этом двор, аристократия, литераторы, журналисты придерживалась общих ценностей, чиновники молчаливо покровительствовали «литературной республике». См., например:
Анализ понятия «буржуазия» в историографии с учетом исследований последних десятителетий см.: