Отцеубийца. Марина Александрова
и как круты ее неожиданные повороты.
Недавно справили веселое, шумное Рождество, только что прошло Крещенье. После веселых праздников с ряжеными и колядой вновь потянулись тихие зимние дни, когда солнце недолго освещает закованную во льды и одетую в снега землю. Когда вечера длинны и коротаются за рассказыванием сказок и прочей небывальщины. Жуткие истории про вурдалаков, что выходят по ночам из своих могил, чтобы сосать кровь живых, про волков-оборотней и прочую нечисть и пугали, и забавляли мальчика.
Ничто не предвещало беды. Однако однажды Роман проснулся среди ночи от неясного гула, доносящегося с улицы. Прислушавшись, Роман различил крики, стоны, плач. Он вскочил с постели и начал в спешке одеваться. Вылетев во двор и распахнув ворота, Роман замер в оцепенении.
Дом их, поставленный в молодые годы покойным отцом, стоял на высоком холме. Как не раз говаривал отец: «Чтобы весь белый свет было видать!» Деревня же, напротив, приютилась внизу, в самой излучине реки, и видна была с холма, как на ладони.
Сейчас над деревней полыхало зарево пожара. На фоне бушующего пламени метались неясные тени. Оттуда доносились страшные крики, вопли, женский плач, топот копыт, собачий лай и визг.
Еще не разобравшись толком, что к чему, Роман бросился обратно в дом, будить слуг. Заспанные, они выползли из дому и с ужасом взирали на происходящее внизу. От поднявшейся суматохи проснулась и мать Романа. Оставив близняшек мирно посапывать в колыбельках, спустилась вниз и остановилась, обомлев.
– Помочь им надо, сыне, – наконец проговорила она, обращаясь к Роману. – Вся ведь деревня погорит – как есть вся! Пошлю-ка я холопов – лишние руки им там никак не помешают.
Слуги, не мешкая, начали спускаться с холма. Роман двинулся за ними следом.
– А ты куда? – вскричала мать.
– Я тоже пособлю, – ответил Роман и продолжил свой путь.
– Не пущу! Сгоришь ведь! – завыла мать, хватая Романа за руку.
– Не сгорю, – буркнул Роман, вырываясь из цепких материнских рук. – Пусти, не маленький я!
Тем временем фигуры слуг уже растаяли в густой темноте, озаренной лишь багровым заревом пожара.
Роман едва вырвался из цепких рук матери и зашагал в сторону горящей деревни. Дарья осталась стоять возле ворот, прижав руки к груди и глядя вслед удаляющемуся сыну сквозь горючие слезы, застилавшие глаза.
Роман лишь наполовину спустился с холма, когда путь ему внезапно преградила чья-то неясная тень.
– Кто тут? – крикнул Роман.
– Не шуми, отрок, беду накличешь! – послышался в ответ старческий голос.
– Дед Макар, ты? Что ты здесь шастаешь, ровно тать какой? – удивился Роман.
Тень приблизилась, и в отсветах пляшущего внизу огня стали различимы черты дедова лица. Роман испугался, увидев, что лоб деда Макара пересекает неглубокая рваная рана, из которой тоненькой струйкой стекает на лицо кровь. Гримаса боли исказила знакомые с детства черты, и в неверном свете дед Макар стал похож на одного из тех вурдалаков,