Эрелинги. Дарья Панфилова
сейчас живут их потомки, те, которым по праву принадлежит Мезеркиль.
Лертэно тихо проговорил:
– Мы оттуда.
Рыжебородый присвистнул и спросил:
– А где же ваши господа? Всю жизнь хотел увидеть настоящих королей, а все недосуг было, да и запущенно у вас как-то.
Сарм, оторвавшись от кости, вытер руки об одежду и, хлебнув из стакана, надменно бросил:
– Мы и есть господа.
За столом Эртеров-Тельсфоров повисло неловкое молчание. Рыжий снова присвистнул.
– Вишь, как бывает, – пробормотал он. – Жизнь – она такая. А ведь всем Мезеркилем правили, в железном кулаке держали. Что ж вы клич-то не кинули, коли такие ваши дела? Все этого ждали… Теперь что делать будете?
Прежде чем Эрмар успел ответить, Лертэно, осмелевший от вина, беспечно произнес:
– Как были сами по себе, так и останемся. Прадед и дед никому не присягали. Отец – никому. Вольные мы люди!
Задумавшийся Седоус пересел к братьям.
– Вот что я скажу, малец, – промолвил он, – нехорошо сегодня быть самим по себе. Нехорошо. Мы-то солдаты, а вот вам, благородным…
– Гверн и вместе с ним Кальярд всегда были свободны!
– Эк ты! Смелый… А вот нет уже Гверна. Какой-нибудь твой пращур, может, еще был настоящим герцогом Гвернским. А теперь каждый держатель лена сам себе хозяин. Думаешь, хорошо это?
Эрмар внимательно слушал солдата и, когда тот остановился, чтобы промочить горло, спросил:
– Как тебя зовут, капитан?
– Усы, вишь, какие? Так и зовут – Седоусом, а настоящее имя давно позабыл.
– «Свободный сын Гверна»?
– Он самый. Здесь почти все такие. У меня людей две тысячи точно насчитывается, лучших вояк я еще не видывал. Сейчас еще кое-кто пристать хочет. И их возьму, так как слышал, что рубаки неплохие… Знаю, для чего спрашиваешь. Только вот почему сразу в Армалон не идешь?
– Нас пятеро. Меч только у меня, остальные с топорами. Бригандины[2] старые, хоть и не рваные, но у всех обмотки на ногах. Кое-что из денег на теплую одежду потратили, кое-что – на дорогу, надеюсь все-таки до Сьера дойти. Двух лошадей купили, боевых. Знаешь, наверное, сколько такие стоят? Пошел бы я в Армалон, одному-то проще насмешки нынешних государей сносить, а младшим совсем невмоготу будет. Уж лучше к своим, к гвернцам, прибиться, если примете, конечно.
– Приму, отчего не принять. Воевать-то умеете?
– А что нам еще уметь, Седоус?
– Звать вас как?
– Меня – Эрмаром, черноволосый – Лертэно, веснушчатый – Сарм. Наверху близнецы, Эрк и Норг. Вот они-то хорошо рубятся, да и свирепые, как кабаны…
Сарм загоготал:
– Это они от голода.
Хозяйка постоялого двора, последовав примеру Седоуса, пересела к Эртерам и, как прежде подперев подбородок руками, произнесла:
– Сколько же годков вашему синеглазому?
Эрмар, потрепав брата по плечу, ответил:
– Четырнадцать уже.
– Ай, и с вами идет? Так я погляжу, он умом
Бригандина – доспех из пластин, наклепанных под суконную или стеганую льняную основу.