Русская война: Утерянные и Потаённые. Лев Исаков
Романовых – Гольштейн – Готторпских ведут корни заговора к завершающему десятилетию царствования Екатерины, когда последняя, убедившись в опасности Павла для создаваемой ей системы, которая для нее важнее всего, и в этом она воистину Вторая после Петра Первого – в собраниях исторических анекдотов приводятся несколько случившихся или надуманных суждений императрицы о сыне, иногда очень умных и дельных, иногда грубых и раздраженных; и кажется, по восходящей, особенно с 1789 года. Странно, что французская революция не сблизила, а наоборот, развела императрицу-мать и сына-монархиста; с этого времени она как-то перестает его развернуто аттестовать, только «монстр» и «сумасброд», как о том, в отношении чего вывод сделан и более нет интереса к нему возвращаться. Павел ей решен – лично его она ценит невысоко и кажется с того эпизода, когда в ответ на ее требование он передал ей список лиц, предлагавших ему огласить совершеннолетие и принятие власти во исполнение манифеста 1763 года: сильная женщина бросила фразу, убийственную для неустоявшейся психики сына.
– В молодости Мы больше ценили наших друзей – кинув бумагу в огонь не просматривая – через тайную полицию она отлично знала его и так.
…Кажется, с этого момента начинается уничтожение сына в возвышение внука; около 90 года Екатерина возвращается к своим Запискам, в которых в предельно выразительной форме, возможной для двусмысленной ситуации в какую она сама по-падает, объявляет отцом Павла не Петра III, неспособного к деторождению, а Сергея Салтыкова, к тому назначенного Елизаветой Петровной, по ее настоянию принятого и покорившего… – Герцен этому месту Записок поверил, считая их произведением уязвленной женщины – я считаю их мемуаром политическим… и отставляя все не относящиеся к политике аспекты, прямо направленным против Павла и утверждающего мимо него новую династию Гольштейн-Готторпских-Салтыковых без его участия; возможно, планировавшимся как внутридинастический документ. В 1794 году она прямо говорит с Александром о намерении провести его в императоры, минуя отца; кажется, упоминается Регентский Совет под руководством Платона Зубова: только потому, что последний лично неприятен Александру, он открывается матери – цесаревна, права которой будут предельно ущемлены с утверждением Регентства, берет со своих сыновей Александра и Константина слово, что в случае предложения престола минуя отца они от того откажутся – разумеется, это слухи, о таких видах шепчутся, не более, но к лету 1796 года об этом говорят как о деле решённом… Апоплексический удар самоё и колебания Платона Зубова, не решившегося огласить манифест, возможно в предвидении личной враждебности Александра, пресекают дело…
Но тогда начавшееся с 1800 года расхождение Павла I с семьей и наследником могло и должно было возродить это мероприятие, и в особой патетической форме – выполнения завета Великой, удобно-вдохновительной для всех.
Попытки нынешних радетелей толи Павла, толи Александра