Сказки Индийского океана. Григорий Лерин
серьезный разговор, – ответил мастер. – Чтоб его при всех не прессовать. Этот Яхья пароход у пакистанцев принимал, так себя теперь почти капитаном считает. Наши сирийцы здесь уже почти неделю живут.
И до того естественно у него это прозвучало: «наши сирийцы», что все сразу поняли: скорее всего, поставленные задачи будут выполнимы.
Ночь, конечно, была та еще! В каютах грязь, духота. Кто в Персидском заливе летом побывал, для того продолжать не надо. Один день – три года жизни, причем, пока кондиционер не заработает, этих трех лет и не жалко. Только часов в пять утра немного поостыла раскаленная за день железяка, бриз задул. Так все, не сговариваясь, на спардек, на прогулочную палубу выскочили освежаться. Нашли закуток, в который ароматы из баранника почти не долетали, пару скамеек передвинули, чаю замесили. Тут и светать стало. Посидели, огляделись вокруг. Справа солнце из пустыни встает, огромное, круглое, красное, минаретами утыканное. Слева – кусок залива, сине-темный, подернутый пенной глазурью, горы какие-то сквозь дымку пробиваются. Красота!
Компрессор для установки кондиционирования механики в рефрижераторном трюме нашли. Извлекали и волокли в машину всей командой, и к вечеру успешно запустили. Ночью отоспались в прохладе, так что наутро дружно решили, что, в общем-то, жить здесь можно. Через пару дней оценили разруху и наметили мероприятия по восстановлению инородного хозяйства.
Ну, а потом пошло-поехало в полном и привычном соответствии с русской поговоркой: «Глаза боятся, а руки делают».
Яхья появлялся то в машине, то на палубе, то снова убегал к своим. Он явно наблюдал, чем занимаются русские, чтобы потом доложить хозяину. Мотористы сразу прозвали его: «стукачок», а матросы более терпимо: «баба Яга». С остальными сирийцами сталкивались только во время обеденного перерыва, когда они, уставшие, чумазые, пропахшие потом и еще, черт знает чем, дружно маршировали от баранника к надстройке. Некоторые сдержанно здоровались, некоторые молча проходили мимо.
На грузовых палубах работали бригады сварщиков: то ли индусов, то ли цейлонцев – в общем, из тех, которые огрызки сгоревших электродов голыми пятками затаптывают. Они обещали Хасану закончить все работы за неделю, но растянули на месяц. Хасан приезжал по утрам, ругался на сварщиков, гонял сирийцев, хмуро и недоверчиво поглядывал в сторону русских, собравшихся на корме.
– Яхья, почему русские опять не работают?
– У них перекур, Хасан. Каждые два часа они приходят на корму курить на десять минут. Капитан сказал, обычай такой.
– Яхья, я стою на причале и смотрю на них уже целых двадцать минут! А они уже целых двадцать минут курят! А некоторые совсем не курят и целых двадцать минут смотрят на меня!
– У русских на перекур ходят все: кто курит, и кто не курит. Чтобы зависти и вражды не возникало. Это мне боцман объяснил. Еще он объяснил, что с перекура просто так уйти нельзя ни через десять минут, ни через тридцать. Надо, чтобы кто-нибудь сказал специальное слово. Очень трудное и длинное слово, но я его запомнил: «ну-чо-по-шли-му-жи-ки».