Сочи любим очень. Лидия Яковлевна Лавровская
«и даже пень в весенний день березкой снова стать мечтает»! Березки эти, деревья, в общем… ну еще квартирку нашу уютную – вот и все, что мне положено любить. На роду, видать, написано! И маму, конечно, хотя она с этой своей вечной критикой… да что теперь вспоминать. В общем, хватит уже, хватит строчить ерунду всякую, в самом-то деле!
Действительно, такую ерундовину написала в позапрошлом году, самой сейчас не верится! Да как же можно ЛЮБИТЬ шершавые неподвижные деревья? Елки-палки, пальмы, березки? А Павлуша мой такой огонь, даже со своей палочкой всегда буквально мчится, а не шествует эдак важно, вальяжно, хоть и подполковник. С мамулей как начнет шутить, у нее губы так и расползаются в улыбке, явно бодрей стала! Нет, нет, нет, я люблю Павлика, так люблю, что просто слов нет… Какие еще там деревья?!
Шпион
Дом был – сплошь одни девчонки. Не считая совсем мелюзги, мальчиков всего трое: хулиган-атаман, двоечник-прогульщик Лёха, его правая рука Жорка. Был ещё отличник Саша, вот уж никак не левая Лехина рука, а «хомут на шею». Вечно приходилось его «отмазывать». Потому что его мать, врачиха, никуда Сашу не пускала. Никуда – значило на море. Его широкий галечный берег привечал всех, не одних только курортников в полосатых пижамах. Некоторые девочки даже притаскивали с собой на руках младших сестер и братьев, и, представьте, никто не утонул, ни разу даже не перегрелся на кавказском горячем солнышке!
В прочие походы девчонок обычно не брали, одну Таську, грубую большеглазую второгодницу. Некогда ей было уроки делать, некогда, бывало, и в школу ходить. Мать ломит в санаторной прачечной, отец – инвалид войны, на Таське хозяйство и малолетний братишка Васька. Но две Наташи, две Светки, Таня, Ленка, Лариса в эти детали не вдавались. Таськина вхожесть в мужскую компания раздражала их чрезвычайно…
Этот деревянный девчоночий дом был построен незадолго до войны вместе с очередным санаторным корпусом – «конек-горбунок» рядом с роскошным рысаком. В его коммунальных квартирках-клетушках взрослое, работающее в санатории население тоже отличалось невеселым перекосом в пользу женского пола. Только у Таськи и еще двух девочек были отцы, у остальных детей они погибли, сгинули, сгорели в пекле войны, которая всего несколько лет как закончилась.
И это было счастье, говорили взрослые. Наверно, большее, чем теплое море, переливающееся серебряно-золотыми чешуйками под высоким небом; большее, чем сладостная горчинка дикой черешни, оборванной до последней ягодки в санаторском парке; чем печеная картошка в отгоревшем костре на субботнике либо воскреснике…. Да уж, не очень сытой была эта ватага дочерна загорелой ребятни в линялых майках и сарафанах, зато горластой, настырной, любознательной – ого-го!
Однажды осенью в пору, что и тогда именовалась «бархатным сезоном», атаман Леха, уже шестиклассник (перевели наконец!), посетил несколько уроков нового предмета – химии. Очень даже впечатлился. А потом объявил, что тоже будет «ставить опыты».