Гроза над скудельницей. Андрей Караичев
откуда на автобусе они порядка часа ехали за город – на дачу. Катю всегда укачивало в душном салоне «Скотовоза», сколько раз старалась не спать, следить за дорогой, ведь так интересно! А не получалось, тишина и спокойствие после домашних ссор, моментально «выключали» девочку. Ох и обижалась она на бабушку, что та её никогда не будила, пока красный или жёлтый «ЛиАЗ-677» не остановится на конечной остановке. – «Приехали! Ещё пять минут и очутимся на саде» – говорила Василиса Семёновна ребёнку.
Далее недолгая дорога, по ней бабушка обязательно медленно шла, разговаривая бесконечно с подругами о разной ерунде, в автобусе же не наговорились! Затем, наконец-то, проходили через калитку в ухоженный огород – лучший тогда во всём СНТ! Открывали домик, в нём слегка пахло сыростью, отдавало прохладой; раскладывали привезённые вещи, грели чай на спиральной печке, после бабушка шла на вечерний полив. Катя играла в саду или помогала старушке, в ожидании, когда соседских ребятишек отпустят погулять на песочницу, а если повезёт, обязательно в сопровождении взрослых – на пруд. Главное – тишина! Здесь не было пьяного отца, истерик матери, стука соседей по батарее, уставших выслушивать ежедневные склоки. В детстве для Екатерины дача являлась крепостью, оплотом, защитой от всех раздражающих факторов страшного, взрослого мира.
Больше десяти лет девушка не показывалась здесь, до прошлого года особо не тянуло, снилась дача иногда, когда сильно уставала на учёбе или работе, не более. Сейчас, предвкушая скорый приезд, в душе защекотало, повеяло приятной ностальгической грустью.
– Подождала бы месяцок! – Нарушил тишину отец, – я погоду смотрел, ужас просто. Сейчас май на подходе, там всегда ливни, надо было в конце июня ехать, утонешь в грязи.
– Я именно этого и желаю, – полезла девушка назад, искать в рюкзаке минеральную воду.
– Вся в мать, ей-богу! Это сейчас она такая, из-за меня превратилась в злюку. А в твои годы, ещё до свадьбы, точь-в-точь ты. Тоже поругается с родителями, учешет куда-то в поле или на Донец, еды возьмёт, ждёт, когда её все обыщутся, распереживаются, найдут и обрадуются. Потом традицией стало: Тамарка свалит, я её ищу! Ой, где мы только с ней не… не побывали. И на сеновалах, и в камышах, один раз бункер ещё с войны нашли. Ты в неё! Не знаю, хорошо ли, плохо ли.
– Сменим тему! – Не любила Екатерина, когда её с кем-то сравнивают, пусть с родной матерью.
– Смотри туда. – Указал отец запотевшей рукой с золотыми часами в сторону горизонта, где красовались кривые линии молний на тёмно-синем фоне туч, – нам под эту «Сахару». Может, повернём? Застрянем ещё.
– Мне туда и надо, повторяю! Да, за дождливый горизонт.
– Хотя знаешь, если память не изменяет, – перевёл беседу батя, чтобы не разжигать конфликта, – когда мать моя жива была, в последний год мы взялись крышу крыть шифером. Половину точно успели… до второй… не дожила она… не дождалась от меня, непутёвого, ни черта хорошего. Кроме тебя, да Женьки.
– Ты это к чему?
– А!