Судьба калмыка. Анатолий Григорьев
и взяв за ноги лежащего, оттащил его от двери, которую запер на засов. Сняв с лежащего на земле охающего бандюги ремень, он связал ему сзади руки. Тут же послышался сильный грохот в двери. – Миха, ты че, сдурел? – открывай дверь, а то свиньи разорвут нас! – орали изнутри. – Вот и хорошо! Навек запомните дармовую свинину! – загоготал солдат. За дверью творилось невероятное – визг свиней, один особенно истошный, крики людей, грохот в двери. – Яйца берегите, оторвут! – весело смеялся солдат, наступив ногой на бандита, пытавшегося встать. – Ну ты, сука служивая, вытащи нас, иначе в куски порежем! – заорали за дверью. – Ага, щас! – солдат весело загоготал, и выпустил автоматную очередь в небо. – Это мой учебник боевыми строчит! – добавил он. Как ни странно, в свинарнике все замерло. – Вот так чтобы и сидели тихо-мирно! – уже яростнее заорал солдат, дергаясь от перенапряжения и заваливаясь набок. Связанный бандит в страхе зажмурил глаза. Солдата швыряло по сторонам, он вставал, падал, но автомат из рук не выпускал. – Пристрелит так, припадок у него! – мелькнуло в голове у бандюги и изловчившись он взбрыкнул ногами и попал каблуком в лицо солдата. Солдат ошеломленно остановился на секунду, из носа у него хлынула кровь, к нему вернулось сознание. Быстро глянув на бандюгу с задранными вверх ногами, он резко выставил перед собой автомат, держа его за приклад и ствол, упал на него. – Задавлю, сволочь, – давил он автоматом поперек шеи. Ворюга захрипел, засучил ногами. – Погоди, Петька, убьешь, отвечать придется! – вывернулся из кустов второй солдат, застегивая на ходу свои галифе, без гимнастерки в нижней рубахе.Сзади него испуганно выглядывала с растрепанными волосами девка. Прибежавший солдат был здоровенный детина, но никак не мог оторвать своего товарища от лежащего внизу пришельца. Наконец это ему удалось и видя закостенелый взгляд с раскинутыми руками ночного гостя с каплями крови на лице и шее, он обреченно изрек: – Ну все, Петька! Попали под трибунал. Почиркав спичками, он внимательно оглядывал лежащего и хлопая его по щекам приговаривал: – Очнись, дура ты этакая! Потом вскочил, метнулся к углу сарая, зачерпнул в свои огромные пригоршни дождевой воды из большущей бочки и вылил на лицо лежащего. Тот захрипел и вдруг чихнул. – Ну, то-то! – ободряюще молвил детина, – а то вздумал комедь мертвую ломать. На другом конце сарая вдруг зазвенели стекла разбитого окна, которые длинными рамами – лентами были устроены почти под крышей свинарника. – Бля, уйдут, а я ногу подвернул! – как-то буднично заявил Петька, успевший разуться и перематывающий портянки. Кто там еще? – выдохнул детина. Да двое еще в свинарник заскочили, свиней резать. Этого-то я уговорил колом по хребту, а тех запер в свинарнике. Уйдут, вот тогда точно под трибунал. – А стрелял кто? – Да я в воздух пальнул для острастки. – Мать твою за ногу! И меня от самого интересного дела оторвал, – ругнулся детина и рванул в сторону звеневшего стекла. Петька подгреб ближе свой автомат и вертел головой, слушая крики