Рассказы студенческих лет. Сергей Сергеевич Коняшин
приказал Увайс Михаилу. Корницкий застрелил пулеметчика, выдав огнем положение группы.
Со стороны фашистов раздался громкий ишачий визг – тяжелые шестиствольные минометы с утробным грохотом выкосили и выжгли землю в десяти метрах правее отряда. Едва бойцы переметнулись на развороченное минами место, как новый залп накрыл то, где они только что лежали.
– Точная поправка! – с издевкой похвалил Савичев и тут же уткнулся лицом в землю. Трассер пробил ему голову, выплеснув из виска высокий фонтан крови. Пулемет опять заработал.
– Убрать пулеметчика, занять дот, – заорал Увайс, заряжая сигнальный пистолет красной ракетой, с помощью которой он должен был оповестить штаб о провале операции.
Корницкий дал из ППШ очередь и рванул вперед. Увайс и Захар бросились за ним. Пулемет опять огрызнулся, отплевываясь горячими гильзами. Расстрелянный Корницкий упал. То ли от злости, то ли уже просто ничего не соображая Увайс выстрелил в дот из ракетницы. Огненный снаряд, шипя и разбрызгивая красные искры, влетел прямо в амбразуру. Ополоумевшие немецкие пулеметчики, вообразившие невесть что, побросав оружие, начали выскакивать из дота. Увайс и Захар расстреляли их всех и спрыгнули в траншею, ведущую внутрь.
Увайс пригнулся и вкатился в дот по земле. Захар отпрянул назад. В край траншеи уперлась длинная струя пуль. Он бросился внутрь и начал палить. Расстрелял в упор одного из двух немцев, не выскочивших наружу со всеми, и направил автомат на второго. Фашист приставил блестящий в полумраке люгер к виску Увайса, раненого в ногу. Увайс лежал на полу и обеими руками зажимал рану. Немец что-то потребовал. Увайс сказал Захару:
– Брось в него автоматом. Пусть словит.
Фашист решил, что заложник знает немецкий и переводит. Захар кинул ППШ. Автомат полетел, медленно перекручиваясь в воздухе. Глаза фашиста забегали. Он вытянул вперед обе руки, пытаясь поймать брошенное ему оружие. В ту же секунду Увайс впорол ему в шею финку.
Выскочили наверх. Захар тащил на себе раненного друга. Взрыв мины вырвал жирный шмат земли в десяти метрах позади бегущих и вогнал два горячих осколка в спину Захара. Теперь уже Увайс пытался, как мог, тащить друга. Снаряды рвались вокруг. Из темноты вынырнули три советских солдата и утащили Увайса и Захара к своим.
Друзья лежали в высокой траве и ждали повозку, которая должна была отвезти их в медсанбат. Утреннее небо было чистым и голубым. В нем летали и пели птицы. Ярко светило солнце. Лениво тянул освежающий ветерок. Ничего не напоминало о том, что происходило в мире. Как будто не было войны. Были лишь изумрудный цвет лета и упоительная жажда свободной и мирной жизни.
Подкатывая к раненым, заскрипела дряхлая телега. Возничий несколько раз стегнул старую больную клячу металлической цепью, служившей кнутом. Не доехав сотни метров до привала, кобыла упала и издохла. Раненых пересадили в поцарапанный пулями студебекер, идущий за снарядами.
Медсанбат, больше напоминающий чумной барак, был забит искалеченными людьми. Увайса разместили на полу,