Кот ушел, а улыбка осталась. Георгий Данелия
воскликнула:
– Прелестно, правда!
– Энрико Карузо! – зычным голосом поддержал ее Моргунов.
Кто такой Карузо, не все дипломаты знали и на всякий случай согласились, но спеть еще меня никто не попросил. Я прислонил гитару к стулу и слинял. И больше на приемы в американское посольство не ходил.
О том, что в этом стихотворении Евгения Евтушенко можно найти опасную крамолу, я тогда не подозревал. После просмотра фильма «Мимино» во ВГИКе в коридоре меня остановили два юных студента, отвели в сторонку и конфиденциально спросили, правильно ли они поняли настоящий подтекст песни, которую поет в фильме Матти Гешоннек (студент моей мастерской):
– Это тоска нашего народа по свободе!
– Не понимаю. Расшифруйте, пожалуйста.
– Там в песне: «…уткнув в стекло свой черный нос, все ждет и ждет кого-то пес…» Пес – это не собака, а советский народ, который ждет не женщину, как это можно подумать, а свободу! – сказал один студент.
– А вот: «…я руку в шерсть ему кладу и тоже я кого-то жду» – на поверхности – перископ: хозяин гладит собаку, а по сути автор имеет в виду: интеллигенция вместе с народом ждет перемен, – сказал второй.
– Вы на каком курсе?
– На первом.
«Бедные, – подумал я. – Еще четыре года учебы, и они совсем свихнутся».
– Интересная трактовка, – сказал я, – но как быть с последней строкой: «…мой славный пес, ты всем хорош, и только жаль, что ты не пьешь…», к кому обращается автор, к советскому народу или все-таки к славному псу? Подумайте… – и ушел.
Между прочим. В то время и редакторы и цензоры искали и находили подтекст, и авторы ухитрялись что-то протащить, и зрители искали и находили эзопов язык даже там, где его и вовсе не было. Особенно в этом преуспевали студенты творческих вузов.
Лишь бы не было войны!
Прилетели с Аркадием из Америки в Москву. Запустили фильм в производство. Набрали группу, написали режиссерский сценарий, утвердили актеров на все роли, полетели выбирать натуру в Тбилиси, в Вену, в Израиль. А когда вернулись, узнали, что нас опять закрыли.
Оказалось, когда советский министр иностранных дел был с визитом в Сирии, в Дамаске, там ему намекнули, что арабским странам не очень приятно, что Советский Союз совместно с Францией снимает фильм про хороших евреев в Израиле. Министр иностранных дел это мнение довел до сведения министра кинематографии, и тот нас прихлопнул.
Я позвонил своему другу Георгию Шахназарову (он был помощником Горбачева). Георгий сказал, что надо, чтобы фильм был не советско-французским, а только французским.
– Вы приглашенные специалисты, а киностудия «Мосфильм» оказывает услуги.
Досталю этот вариант понравился, он написал письмо в Госкино, и нас снова открыли. А мне стало смешно. Два невысоких немолодых симпатичных грузина с умными глазами зашли в «Воды Лагидзе», выпили газировки (лысый – сливочной, не лысый – тархун), засунули руки в карманы, прошлись по улице Руставели, дошли до Земеля, купили пирожки с повидлом, съели, закурили и придумали нехитрую историю.