Смотрю на Божий мир я исподлобья…. Игорь Губерман

      Конторское в бумагах копошение

      и снулая семейная кровать —

      великое рождают искушение

      чего-нибудь поджечь или взорвать.

      Свобода, красота и справедливость

      не зря одушевляли нас веками,

      мне только неприятна их плешивость

      от лапания подлыми руками.

      Когда мы жалуемся, хныча,

      мы – бесов лёгкая добыча.

      Кто светел, чист и непорочен,

      исполнен принципов тугих,

      обычно тяжко заморочен

      мечтой улучшить и других.

      Где плоти воздаётся уважение,

      и духу достаётся ублажение.

      По жизни всей отпетый грешник

      и всехних слабостей свидетель,

      отменный быть я мог насмешник,

      но я – печальник и жалетель.

      Дивным фактом, что, канув во тьму,

      мы в иных обретаемся кущах,

      не случилось пока никому

      достоверно утешить живущих.

      Взойдёт огонь большой войны,

      взыграет бойня дикая,

      по чувствам каждой стороны —

      святая и великая.

      Где теперь болтуны и задиры,

      посылавшие времени вызов?

      Занимают надолго сортиры

      и дремотно глядят в телевизор.

      Жестокость жизни беспредельна,

      слезу не грех смахнуть украдкой,

      а вместе с этим нераздельно —

      блаженство пьесы этой краткой.

      В пространстве духа тьмой кустисты

      углы за светлыми дворами,

      там оборотни-гуманисты

      стоят обычно с топорами.

      Пока наш век неслышно тает,

      душа – болит, а дух – витает.

      Похоже, я немного раздвоился,

      при этом не во сне, а наяву:

      я тот люблю дурдом, где я родился,

      и тот люблю дурдом, где я живу.

      По виду несходства раздор наш понятен,

      и зряшны резоны цветистые:

      за грязные руки он мне неприятен,

      а я ему мерзок – за чистые.

      Чепуху и ахинею

      сочиняя на ходу,

      я от радости пьянею —

      я на выпивку иду.

      Безжалостно двуногое создание,

      и если изнутри, не напоказ

      в душе у нас родится сострадание —

      то кто-то им одаривает нас.

      Со склона круче понесло,

      теперь нужны и ум, и чувства,

      поскольку старость – ремесло

      с изрядной порцией искусства.

      У жизни остаются наслаждения:

      ещё перо в чернила я макаю,

      и праздные леплю свои суждения,

      и слабостям посильно потакаю.

      Мы вместе пили, спорили, курили,

      и в радости встречались, и в печали…

      Недообщались, недоговорили

      и просто мало рядом помолчали.