Байкал. Книга 4. Татьяна Вячеславовна Иванько
он кажется похожим на ребёнка, который испытывает шалостями терпение отца.
Аяя посмотрела на меня и сказала:
– А тебе не кажется, что все люди похожи на таких детей?
Я посмотрел на неё, она, теперешняя, притом, что мы мало ещё говорили, в полёте было недосуг, но я заметил, какой странной она стала теперь. В ней будто смешался маленький ребёнок, который не знает ничего из того, что есть в мире сущего и всем привычного, и какой-то удивительной мудрости. Но не приходится удивляться, вообще-то, она живёт-то только сорок второй день и в то же время уже триста лет с лишком…
А хорошо, что она позабыла прежнее, подумалось мне, будь иначе, полетела бы она со мной, улыбалась бы вот так? Ведь кто я был в прежней её жизни? Проклятый насильник, что дважды разрушил её судьбу… А теперь я синеокий брат её «доброго Ария», ангел-хранитель, и не чужится меня, я даже ей приятен вполне…
Совсем иное было прежде, даже в ту зиму… Ведь убежала от меня тогда, как из плена, я так любил её, на всё был готов, каждое желание выполнить, только бы ей было хорошо, только бы простила меня и забыла мои прегрешения. Но себя всё равно чувствовал преступником, потому что я и был мерзавцем, пусть за всю жизнь только с ней и поступил ужасно. Но не просто ужасно, чудовищно, как нельзя поступать ни с кем, тем паче с теми, кого любишь.
А теперь… теперь было именно так, как я мечтал, чтобы всё плохое забылось… Так что я даже порадовался переменам, что обнаружились в Аяе. А что до красы, то и верно, она будто стала ярче и светлее, словно омылась в студёном ручье. От чистоты, должно и сияет ныне…
Да, все перемены оказались хороши в ней, больше не ненавидит и не боится меня, но как теперь не начать влюбляться в неё?..
– Аяя, ты вон ту гору видишь, на неё путь держи, – сказал я, указывая Аяе пригорок, на котором Арий прежде прятал самолёт, когда мы с ним были здесь.
– На гору?.. – переспросила Аяя. – Это, конешно… прекрасно… как бы только сесть теперь на энту гору… взлететь – это одно, это куда легче, чем теперь… на плоское-то место надо ещё суметь, а на гору… это… н-да… – проговорила она, раздумчиво, самой себе, но потом, будто вспомнила обо мне, и улыбнулась, посмотрев на меня: – Но ты, Эрбин, не бойся, ежли что, я тебе упасть-то не дам, ты не волнуйся.
О как! упасть она мне не даст… она, что же, сильнее Арика?..
– Да где мне, не сильнее, конешно, но я же говорила тебе, ты мне очень помогаешь… даже не знаю, как сказать и сравнить с чем… как солнце цветку, али вода – мельнице.
Если бы Арик мне такое сказал, я бы не удивился, мы всегда были частью друг друга, но она… я всегда прежде только вредил ей… потому и моя любовь к ней была какой-то болючей занозой, как желвь, как болезнь, изводящая бестолковой болью, и стыдно было за себя, и отказаться не мог…
А теперь… А теперь, я не знаю, что. Я даже не понял ещё, что она такое стала теперь, но совсем иначе всё, когда не отторгает и страшным врагом не почитает меня. Ведь получается, для неё мы впервые встретились. Так может… всё по-иному теперь будет меж нами? Я разволновался от этой мысли.
Меж