Мемуары Лоренцо Да Понте. Лоренцо Да Понте
течение двенадцати лет я не слышал более разговоров о Матильде. Только шевалье Фоскарини, посол Республики при дворе Вены, на мой рассказ об этом происшествии поведал мне, что эта несчастная девушка по подстрекательству своей гонительницы была заключена в монастырь Новообращенных. Он узнал о ней и ему повезло помочь ей выйти оттуда после шести лет заточения и вернуть ее отцу, которого смерть этой женщины освободила от ее посягательств.
Итак, я остался скованным в своих первоначальных цепях, которые по истечении двух смертельных лет стали более, чем всегда, тяжелыми и невыносимыми. Женщина, под владычеством которой я жил, пребывала под властью своих сильных страстей и, в частности, страсти к игре; ее брат, личность бесчестная, исполненная спеси и, что хуже всего, полностью подчиненная своим желаниям, был почти всегда причиной наших споров. Я пытался руководить им, иногда снисходительно, чаще – с отвращением. Мало помалу, я тоже стал игроком. Не будучи богатыми, ни они, ни я, мы вскоре исчерпали наши деньги, начали делать долги, закладывать вещи, потом – их продавать.
В это время в Венеции существовал известный игорный дом под названием «Ридотто», в котором знатные богачи имели исключительную привилегию терять свои деньги, так же как и знатные бедняки – на самых жестоких условиях займов, которые предоставлялись им, по обращении к Абраму. Мы проводили там все ночи, и почти всегда, возвращаясь к себе, мы проклинали игру и тех, кто ей подвержен.
VI
Этот дом был открыт только во время карнавала. Мы бывали там вплоть до последнего дня, и у нас не было ни денег, ни способа их добыть. Охваченные этой пагубной страстью и поддерживаемые надеждой, этим фатальным миражом игроков, мы закладывали или продавали свои последние вещи, что у нас еще оставались. Собрав таким образом десятку цехинов, мы отправились как-то в Ридотто; там во мгновение ока все было потеряно; можно представить себе наше настроение, когда, оглядывая канал, мы искали себе гондолу; гондольер меня знал, я несколько раз с ним обходился довольно щедро. Видя нас грустными и молчаливыми, этот человек кое о чем догадался и спросил у меня, не нужны ли мне деньги. Приняв вопрос за шутку и ответив в том же тоне, я сказал ему: «Да, пятьдесят цехинов мне бы не помешали». Он посмотрел на меня с улыбкой и, не сказав ни слова, направил свою барку к земле и, соскочив легко на набережную, попросил нас подождать несколько минут; когда он вернулся, он сунул мне в руку пятьдесят цехинов, прошептав сквозь зубы: «Держите и знайте гондольеров Венеции». Я был поражен. Но при виде этих денег мое искушение было столь велико, что не позволило мне никакого из размышлений, которые внушила бы мне без сомнения деликатность в любом другом случае. Броситься в Ридотто, войти в первый же салон, подойти к банкёру и поставить половину суммы на карту было моим единым порывом. Я выиграл и сделал пароли; я продолжил и играл со счастьем столь постоянным, что менее чем в полчаса у меня руки были полны золота. Тогда, увлекая мою компаньонку