Смерть Калибана. Повести. Анатолий Мусатов
Было в этом взгляде и что-то ещё непонятное, мудрое и отрешённое, словно бы этот взгляд видел скрытую непостижимой завесой времени некую глубинную тайну людского племени…
Тогда Николай не понял значения пристального взгляда старого афганца. Но сегодня тот давний взгляд старика проявился с ясностью снимка, негатив которого хранился в памяти столько лет. Сухо и с протокольной точностью обнажил он подлинный смысл и связь этих трёх существ, один из которых был узурпатором, насильником, а двое других его жертвами. Николай с угрюмой настороженностью ворошил в себе давние чувства, не в силах унять беспокойные, тревожные мысли. И ещё раз пришёл на память сон и его разговор с Калибаном, в котором словно прочитал ответ на безмолвный взгляд старика-афганца.
«Уф! Чёрт возьми! Что за дремудень привязалась, язви её в дробину! И без того хватает забот! Сто лет сдалась мне эта история с этим стадом и председателем! Мне-то забот до его картошки со свеклой! Гонялся бы сам за ними, жир хоть маленько порастряс!». Николай с силой вдавил клавишу старенького «Романтика». Комнату заполнил обмолотный стук модного рок-шлягера. Так и уснул он под дребезжащий грохот магнитофона, не успев его выключить.
Николай лежал на спине, и ему казалось, что он не спит. Уставившись в потолок, будто пронизывая взглядом его и крышу, он ясно различал в головокружительной высоте и шири воображаемого небосвода ярко горящие звезды. Постепенно размываясь, они затягивались темным маревом, посреди которых остались лишь два ярко-жёлтых, немигающих светила. Они приблизились, из безлично-ярких вдруг приобрели осмысленность взгляда. Николай понял, что на него смотрит своими жёлтыми глазами Калибан.
«Я тоже не сплю», – сказал он. «Оно понятно», – буркнул Николай и заворочался. «Ты можешь спать, а я, наверно, не усну». – Калибан прикрыл глаза. Его темно-серая глыба тела смутно виднелась на чёрном фоне земли. Через некоторое время Николай вздохнул и отбросил одеяло: «Не спится…». Он сел. Калибан открыл глаза. «Тогда пойдём», – сказал он Николаю и поднялся. Николай не удивился ни приглашению Калибана, ни тому, как он сам тоже встал. Отделилось лишь его сознание, а оставшееся на кровати тело со стороны показалось чуждым, не живым. Оно стало как бы оболочкой, вроде консервной банки или чего другого, настолько отдалённо напоминавшей его самого, насколько может походить содержимое на свою упаковку. Они стали медленно отдаляться от скромного ложа Николая. И хотя расстояние становилось все большим, эта комната, с лежащим на нем телом была всё так же ясно видна во всех подробностях. Николай, глядя на свое лицо, на страдальческий излом бровей, прерывисто вздохнул:
«Жалко тебе его?» – спросил Николая Калибан, заметив, с каким недоумённым сожалением тот смотрит на своё бесчувственное тело. Николай ничего не сказал в ответ, только молча кивнул. Никогда ещё ему не приходилось испытывать столь щемящее чувство одиночества к себе, беззащитному и затерянному среди безразличной ко всему громады мира. Он впервые ощутил