Иночим великанов. Апокрифы Мирадении. Демьян Брауде
взгляда на древнюю провинцию Мирадении, преимущественно в ярких красках, заката и отблеском капель на листве, что замыкала идиллистический пейзаж. В сердце зала, на мозаичном карамельно ванильном полу, надрывая струны, обтекающей ручьями пота, бард – Гуик, как и было предсказано Сибультом, на потеху сластолюбивой толпе, довершал свою новую песню, и, увы, его серенады давно сгинули за гомоном, и ошалелыми криками обезумевшей вне призора властителей свиты. Примечательно, что достопочтенные, благопристойные леди, да чопорные порой донельзя господа, давно скинули внешнее кандалы напускного приличия, а одна из дам высшего света, стянув платья до бедер, обливала свое восковое лоно алым вином, вынуждая одно из графов вылакивать остатки из её ложбинки меж налитых грудей, под её задорный визгливый хохот.
На почтенном месте короля в ложе свиты, как раз восседал заграбаставший правильные черты матери и зеленые очи отца, старший сын короля Симал. И, не сильно утруждая себя формальностями, распустив узловые родовые обязательства, держал на месте королевы прислугу, которая перешла стадию сконфуженной вычурами крестьянки, и давно взахлеб потребляла вино, которое ей активно подливал нерадивый к утехам принц.
Стоило первой леди минуя налипшие на круглый лоб витые локоны, с противоположного стола заметить воровато приближающуюся нежданно выросшую в проходе августейшую чету, как мадмуазель тот час расторопно выплеснула бокал в лицо своему воркующему её на ухо кавалеру, который так ретиво бороздил шаловливой рукой под столом, старательно стараясь дотянуться до её кружевных чулков. Изумленный до немоты вольной выходкой герцог, вытаращивший очумелые очи, сжигающие кураж, хотел было отвесить ей ответную оплеуху, но его опрометчивая парирующая проделка, оборвалась на излёте, когда тот испод нахмуренных бровей, мельком взглянул в сторону, куда судорожно указала колготная белеющая до полотна спутница, телесно прижавшая к себе его негодование. Его свежо мокрый парик тот час, мочалкой спал, и он, отмыкая свои торчащие и немытые волосы с чарующе мягких боков от издыхающего бюста пассии, вознамерился показать свое расположение первым. Он был не стар, не млад, отчего был все ещё в надлежащей форме. И его громогласный глас, и чинно поднятый фужер, не смотря на более темные берёзовые пятна на его окропленном вином дублете с запятнанными кружевами рубахи, да ещё не высохшее от бусин капель сведенное оторопью лицо, никого не смутили.
– Да здравствует Король и Королева Майзы!
Всей возобладавшей над тишиной праздный сластолюбивый гул, стал, как украденный стихать. Разносящее слабый привкус гари при дне паникадило, что казалась, уже раззадорено раскачивается от повисшего в зале лепета, умиротворилась, и змеящиеся огни свеч, замерли в устойчивом положении, слегка чадя потолок в одной точке, как и раньше слезоточиво отпуская редкие капли, разбивающиеся об плитку пола уже с явным эхом хлюпа. Не сговариваясь,