«Играя с мраком блюз». Петр Альшевский
к картинам ушедших в бедности изгоев
несется, жаждая увидеть
сокрытый смысл отдачи жизни
во имя страха потерять
свободу гнаться за фантомом.
Покажите. Объясните. Подведите нас вплотную
палец в рот засунув, встанем
затаим в кармане дулю
второй час полета к цели
непонятной, скрытой дымкой
поплескать бы кислотою
резануть Сезанна финкой
хохотнуть и сбацать мамбо
учинить над гидом зверство
набиваясь в тень от тучи
занимая свое место
изнуренные плясуньи выбираются на сушу.
Им поклон Морского деда —
он с холста сошел помятым
насмотревшимся рассвета
на соседней акварели
предъявившей голых фавнов
обнимавшихся в прилеске.
Ему грустно. Ноют зубы
дрожит мясо на костях
«Отвлачив сто лет покоя
я на воле, как в гостях.
Со скандального Афона
мне пришлют вязанку дров
благодарен. Грею клона.
Не тебя ли, брат Иов?».
Опустевшей мошной под белой луной
беззвучно тряся – забывшись, остался.
Возвысит ли горе, возьмет ли болезнь
ответь. Не ответишь.
В святые ты, ночь моя, метишь
зализывать раны не смея.
Вращаешься, бдишь, считаешь часы
я бы понес твою ношу
солнце убьет, но ты воскресишь
меня, обещая: «Не брошу.
Сама я вернусь, побывав под землей
попомни – я лжива
бессмертна
заняв одиночек опасной игрой
я смою их краски с мольберта».
Механика смерти, пыльца сорняков
для всхлипов других поколений
придут – не задержатся.
Жалость к себе и к себе
лишь к себе миллиардов людей
сияющий взор божьей коровки
олень наступил на пятно.
На столб от звезды, и его понесло
рогами в чащобу, копытом мне в грудь
я человечен. Небрит. Иллюзорен.
Целым селом сошлись посмотреть
что со мной сталось
как я курю
сижу в васильках
«Дочка, смотришь?»
«Смотрю».
Через лорнет наблюдает лесник
«Пропал он, Савельич?»
«Решительно сник».
Выброс энергий сочувственной темы
напутствует сердце работать, не спать
помериться силой с глистой пессимизма
пожухлые травы невольно лизать
«Уходит…»
«Не трожь. Пропусти, пусть идет»
«Спасибо, Савельич»
«Кто пил, тот поймет».
По исхоженным тропам
с жарой в левом глазе
небосвода касаясь макушкой
разгоняя кивком самолеты
молча приветствую павших.
Честно делюсь с ними миром.
Крадусь за белеющей крысой
хочу накормить ее сыром.
За тридцать шагов до утеса
собравшего