Волны идут. Полина Полежаева
тебя не обижу, не бойся. Ты меня понимаешь? – спросил он. В ответ из-за дерева появились тонкие ручки, светлые и легкие, словно пух, кудряшки и, наконец, вся девочка целиком.
На вид ей было совсем немного, может быть, лет шесть. Глеб не имел ни малейшего представления о том, как дети выглядят в том или ином возрасте. Одета она была в подобие изношенной школьной блузки, на которой едва виднелось темное пятно, некогда, вероятно, бывшее эмблемой учебного заведения. Серая, тоже похожая на школьную юбка была ей явно велика, а лишнюю ткань, запахнутую широкой складкой, подпоясывала веревка. Но больше всего Глеба поразили «украшения», тут и там нанизанные, подвязанные, вплетенные и приколотые к одежде. Здесь были и перышки птиц, и ракушки, и блестящие бечевки, и цветные стекляшки, и даже крышки от бутылок, сопровождавшие каждый ее шаг звоном и лязгом.
– Ты понимаешь меня? – спросил Глеб уже по-русски, все еще надеясь услышать от нее хоть слово.
Девочка ответила лишь полуулыбкой, протянула перед собой руки и встряхнула целой кипой веревочек, резинок и цепочек из всяческого хлама.
– Да, очень красиво, – развел руками Глеб. – Может ты расскажешь, как тебя зовут, и есть ли где-нибудь здесь дома?
Тут ребенок, снова оставив его слова без какого-либо внимания, ахнул и уткнулся взглядом в жемчужную нить, все еще обмотанную вокруг ладони Глеба. Ну, вот и подвернулся предлог разговорить эту странную малышку. Глеб покачал в воздухе бусами, от которых девочка не могла оторвать глаз.
– Красивые, правда? – спросил он. – Поговори со мной, и я тебе их отдам. Это будет подарок.
– Подагок? Подагок! – вдруг крикнула девочка и затопталась на месте, отчего все ее украшения угрожающе зазвенели. – Подагок!
Глеб вздохнул. Видимо, только сейчас он произнес одно из английских слов, известных девочке. И, судя по всему, таких слов в ее лексиконе было совсем немного. Как и русских. Он протянул малышке бусы, и уже через мгновение драгоценный подарок соседствовал на ее шее с ожерельем из перьев.
– Спасе-е-ебо, – девочка улыбнулась, и ее глаза превратились в две веселые щелочки. Еще секунда – и она скрылась в зарослях, а Глеб снова остался в одиночестве.
Через несколько часов пути ощущение, будто с минуты на минуту он найдет желаемое, совершенно оставило Глеба. Бухты, скалы, камни мелькали перед его глазами, совершенно неотличимые друг от друга. Единственной волнующей находкой оказался ручей, на который он наткнулся, пробираясь через растрескавшееся каменистое плато. Глеб наполнил бутылки и уже было приободрился, но вскоре его приподнятое настроение беспощадно испепелило солнце. Берег пошел в гору.
«К черту», – думал Глеб, карабкаясь вверх навстречу бледно-голубому небу. – «Если впереди не окажется ничего, кроме этого бесконечного пляжа, придется вернуться… Отложить поиски… Как же все это глупо, глупо!»
И вот, фыркая и отплевываясь от песка, Глеб, наконец, выбрался на вершину, с некоторой гордостью обозревая открывшийся перед ним