Волны идут. Полина Полежаева
Не заметишь, и лепешка!
– Что-то мне это не нравится, – тихо подытожил Франческо.
Женщина, говорившая с Лорой, вдруг обернулась, и на лицо ее упал оранжевый керосиновый свет фонаря. На секунду Глебу показалось, что глаза ее, затянутые белой пеленой, невидящим взглядом уперлись в пустоту. Он повернулся на другой бок и сильнее закутался в плед.
Глеб проснулся от звуков, заполнивших церковь. Страшный гул смешался со стонами и плачем, стены словно сотрясались от урагана, бушевавшего снаружи. Плед, мокрый от пота, прилип к телу холодной тряпкой. Глеб поднялся на локтях, обуреваемый одним желанием – уползти, спрятаться, забиться хоть в какую-нибудь щель, только бы не слышать этого дикого рева. Плечо его сжала скрюченная тонкая рука.
– Не бойся, – глаза Марии, окруженные орнаментом морщин, были полны ласки и грусти. – Волны пришли. Но здесь нам ничего не угрожает.
Глеб кивнул, ни на секунду не усомнившись в правдивости услышанного. Из-за болезни, звуков родной речи или страха – неизвестно почему, но он ей верил:
– А стены выдержат?
– Всегда выдерживали. И сейчас не подведут.
– А вот это мы еще посмотрим! Я неоднократно поднимал вопрос о том, не пора ли менять крышу… – пробормотал Франческо и тут же получил пинок от Марии.
– Помолчи, старый брюзга, нашел время…
Как ни странно, Глеб почувствовал, что ему стало намного лучше. Он сел и осмотрелся: большинство людей так и оставались на своих местах, притихшие и напряженные, а вот подопечные Лоры все как один вышли из себя. Одни плакали, уткнувшись ей в плечи, другие жались к стенам, третьи пытались спрятаться за спинами друг у друга. Некоторые же, в том числе и бледная женщина, подняв глаза к потолку, бубнили свои странные и бессмысленные речи.
И тут Глеб почувствовал толчок. От второго с потолка посыпались тонкие лоскуты штукатурки. От третьего затрещали и с леденящим звоном обрушились на пол стекла лопнувших окон. Теперь кричали почти все. По полу покатились потухшие свечи, а вслед за ними полетел и вспыхнул один из керосиновых фонарей.
– Тушите, тушите! – среди всколыхнувшихся языков пламени мелькнули золотые очки и борода, хозяин которых скинул с плеч прекрасный серый пиджак и пытался сбить им огонь. У Глеба снова закружилась голова, к горлу подступила тошнота, и он лишился чувств.
Вокруг него сновали люди, шум голосов эхом отдавался под потолком, но теперь в них не слышалось ни страха, ни тревоги. Об пол грохотали крышки ящиков, а под ногами изредка похрустывали остатки битых стекол: их уже аккуратно смели по углам. Глеб скинул жаркий плед и осторожно сел. Чувствовал он себя отдохнувшим и здоровым. В воздухе еще стоял затхлый привкус гари, но тонкие, и от этого еще более яркие лучи света теперь прорывались через щели ставней. Похоже, шторм закончился.
– О, мистер Марков, – пробираясь между ящиками и занятыми чем-то людьми, к нему шел доктор. Лишившись пиджака, он остался в когда-то белой, а теперь изрядно закопченной