Послушание Сталина. Николай Фёдорович Шахмагонов
журнал. А когда в карцер отправили весь класс, гимназист Николай Пржевальский признался, что сделал это он. Директор гимназии принял решение об исключении…
– Вот даже как! – цесаревич встал из-за стола, подошёл к окну и, не оборачиваясь, попросил продолжить рассказ.
– Матушка гимназиста Елена Алексеевна Пржевальская, – Адлерберг снова сделал паузу и уточнил, – в девичестве Каретникова, дочь помещика из Кимборова, умоляет не исключать. Ну хоть высечь за проступок, но не исключать.
– Высечь? И что же?
– По нашим законам высечь дворянина имеет право только отец, – напомнил Адлерберг.
– Знаю! – сказал цесаревич. – Давай письмо.
Адлерберг положил исписанный лист бумаги на стол и с интересом посмотрел на цесаревича. Тот ещё раз пробежал глазами текст, усмехнулся и, склонившись над столом, написал резолюцию: «Высечь мерзавца и всего делов!». А затем поставил свою подпись.
– А почему это попечитель тебе написал? – спросил, подавая Адлербергу письмо.
– Да потому что к наследнику престола чиновник его ранга обращаться не может.
– Понятно. Отправь письмо немедля. А всё же молодец, этот негодник. Исполнил суворовскую заповедь – сам погибай, но товарища выручай.
Адлерберг покинул кабинет, а цесаревич снова подошёл к окну и задумчиво посмотрел на сочную зелень парка, на аллеи, открывающиеся из окон летней резиденции русских царей.
Кимборово, небольшое село Кимборово, помещик Каретников и его дочь, первая Смоленская красавица. Всё это вспомнилось остро, горячо, заставив забиться сердце.
Так закончилось венчание будущего Императора Александра Второго с Россией!
Когда меня спрашивают, не хочу ли сказать, повествуя о том случае, что Николай Михайлович Пржевальский являлся сыном Наследника Престола, впоследствии ставшего Императором Александром Вторым, отвечаю: утверждать этого ни я, никто другой не может. Но судите сами, отчего вдруг было проявлено столько внимания к смоленскому отроку и при выдаче свидетельства о рождении, и по поводу его провинности в гимназии? Кстати, и в дальнейшем Николай Михайлович Пржевальский пользовался вниманием при дворе, а на приёмах, на которых ему доводилось бывать уже в генеральском звании, знатоки протокола сразу отметили – занимал он место не по своему чину, а по тайному своему положению великого князя, хотя и не по имени, но, по существу.
Недаром русский консервативный писатель и мыслитель рубежа XIX-XX веков, отметив, что «всё, всё великое, священное земли имеет мистическую сторону», написал: «История есть своего рода теофания (непосредственное явление божества в различных религиях – ред.). В судьбах народов сказывается воля и цели Провидения. Слова Гамлета: "Есть Божество, ведущее нас к цели" – с полным основанием можно применить к истории… В русском самодержавии есть много мистического, но и мистика его должна быть, насколько возможно, выяснена только русским политическим самосознанием».
И далее указал: «Мистика русского