Ученики Берендея. Александр Эйпур
НАБЕЖАВШИМ СЛОВОМ, ЗАТО НЕ СЛЫШНО НАС НА СБОРИЩЕ МЕРЗАВЦЕВ.
− За всяким человеком наблюдать полезно, − продолжал Евгений-свет Васильевич. − Находишь у кого-то мерзкую черту − стараешься не повторять ошибки. И у последнего подонка поучиться есть чему. Условно человеческую жизнь представить можно, как шоссе из нескольких полос: выбирай, что любо. К примеру, скажут − засосало. Ложь! Человек предпочёл свой путь другим, наделав кучу оговорок, условий поджидая, исправиться наобещав себе и близким: «Я только раз ещё нарушу, а дальше буду честным человеком».
Моя нервозность спутнику передалась как будто.
− Сам на себя ты что-то не похож сегодня. Случись опасность, с сигналом не задержат. Держись достойно, иначе вытопчем траву вокруг пенька да неприятеля потешим, раз на другое не способны.
− И ведь находятся такие, кто на сотрудничество согласие даёт, − сказал я.
− Найдутся обязательно, и пустятся по следу нашему, но, так скажем, не сегодня. Пусть то тебя не гложет. Надлежащим образом ищеек натаскать да экипировать придётся перед тем.
Да, было бы нехудо, подумал я, вздохнул. И путь свободен, и спокойна совесть, коль оставляем мы в живых такого монстра. Змея преследователей пусть нисколько не задержит, но, по любому, им наугад идти. БЫТЬ ЧЕМПИОНАМИ НЕ МОГУТ ВСЕ, КОМУ-ТО ДАЖЕ ПРОМАХИ К ЛИЦУ. ИЗ ТЫСЯЧ ОДНОМУ БЛАГОВОЛИТ УДАЧА… Не остаётся ничего нам, как уйти в отрыв, − на большее рассчитывать не стоит, пока у тел в долгу, пока в плену их и что-то во Вселенной несомненно значим.
Дорогу перегородил валун необходимый, − точней не скажешь. Учитель говорит, его в полдня не обойдёшь. На солнечной стороне исполина торчали в углублении рукотворном, как в письменном приборе, карандаши размеров невозможных, моделей и цветов, а посерёдке полоса оставлена для нанесения посланий. «Синдбадскому: − и дальше в столбик: − Крышка; Слава; Мозоли; Бессонные ночи. Нужное зачеркнуть».
Учитель ухмыльнулся: «Мерзавцы».
− Кто такой Синдбадский?
− Скоро узнаешь. Тут уже недалеко.
По обе стороны тропинки пошли поля, чудесно оживлял пейзаж разнообразный скот; и средь оазисов шумливых посёлок показался вскоре. Под сводами широколистных пальм, крытые соломой и корой, порой и добротные хоромы за частоколами заборов таращили глаза; доска, плитняк, лоза − всё в дело шло у мастеров. Я стал приглядываться. Разнообразнейшая архитектура не повергала в изумленье, а просто радовала глаз, вопрос приберегая: как рядом уживаются дворцы и хижины?
Цивилизаций перекрёстком центральная служила площадь. Здесь окопались храмы нескольких религий, и явную враждебность жителей я отнёс на счёт религиозных трений.
Евгений-свет Васильевич затаил усмешку:
− У Очевидности свидетелей то не хватает, то с избытком, потому и выводам чужим, право, доверять излишне. − Это было сказано тоном уверенного человека, кто повидал на своём веку. Как в воду заглянул: вышедшие из храмов люди обнимались, по делам спешили. А вот и первое открытие похода: от нас они заостренными,