Возможно, куриные. Возможно, яйца. Пересказки. Юлия Невинка
дед, погнали!
Мишаня сел рывком и чуть не провалился. Каша опасно потекла через поплавки, но гать еще держала. Роман. Один. На груди мешок болтается, а рюкзака нет. Мишаня завертел головой:
– Где этот, второй? Артем где?
– Утонул Темыч. В пузырь попал – бульк и нету. Я его вытащить хотел, но не смог. Сам чуть не помер. Нету его больше. Каша забрала, так у вас говорят?
– Каша, значит? – Мишаня смотрел в упор, и лицо Романа стало кривиться, морщиться.
Вцепился в плечи Мишане и встряхнул так, что зубы клацнули.
– Не понял, дед? Валим, пока живы! Быстро!
Мишаня подхватил рюкзак, а руки дрожали. Пошли обратно. Роман бормотал про себя что-то, песни пел, еды требовал.
– Нет еды, и воды нет! – кричал Мишаня.
– Ничего, все будет! Вот заживу. Значит, трюфель сдох, корни, вроде, тоже, кордицепс живой. Культуры-шмультуры. Тоже, наверно, сдохли. И хрен с ними. Слышь, дед, ты чего хочешь?
– Чего, чего, выйти живым хочу, – огрызался Мишаня.
– Пра-а-а-вильно, умный ты! Выведи меня отсюда, а там – эх! Такая жизнь пойдет!
Мишаня глядел на компас, стрелка плясала, мутилось в глазах. Верхушки мертвых сосен кружились хороводом.
– Быстро, ну! – заорал Роман.
– Уймись! Не выйдешь без меня! – крикнул в ответ Мишаня. И успокоился.
Тянули гати, ползли помаленьку. Мишаня глотал Кашу, не впервой. Роман песни орал, бормотал по нос, что Артемов отец был умный, а сын дурачок, что много чего пропало, потому что жарко, надо было не там оставлять, что еще где-то есть, а где? Точно есть, вернуться надо потом. Потом опять пел, многоножек хватал, раскручивал над головой и пускал в полет. Свалился с гати, побарахтался, но вылез обратно. И все говорил и говорил.
Мишаню тоска забирала. Связи нет, и поблизости никого. Может, какой дрон их видит и пишет, а толку-то? Каша, она много чего забрать может. Зачем он только в это влез? С деньгами наверняка Роман кинет. Вон, и рюкзак потерял. А дома ничего они не прятали. Да и речь не о деньгах теперь.
Воздух свежел, жара спадала, дышать стало легче, зато живности прибавилось. Роман все глотал таблетки, рвался вперед. Мишаня с трудом уговорил на ночевку. В темноте пропасть – дело плевое. Ночью Мишаня спал урывками, стряхивал с себя гадов разных. А Роман, вроде, и не ложился.
Утром солнышко вышло, ветерок обдувал, парочка дронов лениво кружила поодаль, совсем хорошо. Мишаня лапти достал. Гати пришлось одному тащить, Роман сказал, что наплевать ему. Тяжело, а что делать, их отдавать надо.
Мишаня огляделся, местность уже знакомая была, хоженая-перехоженая. Влево забрать надо немного. Он тяжело шел, наклоняясь вперед, рюкзак больно врезался в плечи. Кричал городскому, чтоб не уходил далеко, да тот не слушал. Ускакал вперед, горланя песенки. И упал.
– Эй, дед! – заорал он.
– Сейчас, сейчас. Не дергайся только, – Мишаня стал рюкзак скидывать. Особенно не торопился. Городской спокойно лежать не будет. Станет трепыхаться, его ползучка и обовьет покрепче. Травка такая, ножом ее резать можно, хоть и с