Конус жизни. Павел Рафаэлович Амнуэль
не только не отвечал на вопросы, он вообще ни на что не реагировал. Шок. Нам с Джоном нужно было решить – отправить ли его в участок, а когда придет в себя, допросить и, скорее всего, отпустить, или пусть его отвезут в больницу, я поеду с ним, и пусть сначала врачи разберутся с его состоянием.
– Поезжай с девушкой, – сказал я Джону. – Я останусь.
Девушку увез амбуланс, патрульные забрались в машину и ждали моего распоряжения, а я сел напротив парня в той же позе – по-турецки. Зеваки разошлись, прохожие обходили нас стороной, принимая, видимо, за пару наркоманов под присмотром полиции. Я ничего не спрашивал, просто смотрел на парня и думал о том, что сам сегодня делал то, что мне не свойственно. Что именно? У меня не было ответа. Мысль – я прекрасно понимал – была глупой. Но я почему-то точно знал, что – правильной.
2
– С этого момента нельзя ли подробнее? – спросил старик. Он слушал внимательно, сидел прямо, не опираясь на спинку кресла, руки на коленях, голова высоко поднята – напоминал Будду.
– Подробнее? – переспросил Златкин. Вряд ли у него получилось бы подробнее – он не помнил деталей, память сохранила только главное – то есть, то, что память посчитала главным. Память обычно сама решает: это – в оперативную часть, завтра уже не сможешь вспомнить, а это – в долговременную, помнить будешь всегда. Это важно, а это – нет. Память подчиняется интуиции, подсознанию, память избыточна и недостаточна одновременно. И нелогична, к тому же. Златкин и сейчас мог описать лицо парня, во что он был одет, как сидел, опираясь на обе ладони, чтобы не упасть – поза по-турецки была неустойчивой. Это он помнил, а о чем говорили – нет. То есть был уверен в противоположных вещах. В том, что сидели молча, и в том, что разговаривали, причем мирно и по душам.
– Не вспоминается? – подсказал старик. – Как отрезало?
Я кивнул.
– А в протоколе? – полюбопытствовал он. – Там записано?
– Нет, – покачал головой детектив. – Не было протокола.
Златкин отпустил парня, и тот, с трудом поднявшись, поплелся по улице, время от времени оглядываясь. Патрульным детектив сказал, что они могут ехать, он все сам сделает, это его работа, свою они закончили.
– Рассказывать дальше?
Старик пожал плечами.
– Если хотите.
– Вам не интересно?
Старик зевнул.
– Вы пришли ко мне, а не я к вам, – буркнул он. – Значит, вам есть что сказать.
– Все относительно, – усмехнулся Златкин. – В какой-то системе координат ко мне пришли вы. Главное в том, что расстояние между нами – в любом смысле – приняло определенное, достаточно малое значение.
Старик кивнул.
– С этой точки зрения, – проговорил он, внимательно следя за реакцией гостя, – все равно, кто будет рассказывать. Вы – мне или я – вам. Все, как вы верно заметили, относительно.
– Хотите сказать, вам известно все, что я рассказываю?
– Как и вы полагаете, что знаете все, что могу рассказать я, и полагаете, – он подчеркнул