Золотая шпора, или Путь Мариуса. Евгений Ясенов
Черный плащ. Черная шляпа. Кроваво-красные сапоги. Очень красиво. В руках – книга и свиток. Мрачно оформленное издание "О вкусной и здоровой пище". Загадочный свиток – расчеты Борова за позапрошлый год. Перевоплощение получилось. Уго выглядел не то карбонарием, не то чернокнижником. Ливрейный был явно заинтригован.
– Как доложить? – переспросил Уго. – Бродячий астролог!
Сработало. Сбегав за консультациями к хозяйке, ливрейный обернулся мигом и распахнул перед гостем обе створки двери с безвкусными бронзовыми завитушками. Дверь решительным образом выпадала из модернистской стилистики здания. От нее веяло недоброй стариной. Впечатление жанрового разнобоя усиливали нелепо загнутые решетки на окнах первого этажа с уродливым орнаментом в средней части – что-то, символизирующее плодородие, какие-то сосновые шишки или виноградные гроздья, а, быть может, снопы перезрелой пшеницы. Как только где-то появляются тучные колосья – музы умолкают. Бронзовые завитушки и плодово-ягодный орнамент представляли собой хилую пародию на золотую для декораторов эпоху поздних Альбентинов, кануна "красного тифа" и прочих ужасов, когда пиршество духа казалось естественной реакцией на недолгую социальную гармонию. Но в наш изломанный век… Но в этом революционно-угловатом интерьере… Безвкусно, пошло. Нелепо, как компот с перцем.
Ну да ладно. Какая разница, в конце концов? Пусть живет, где хочет, как хочет, с кем хочет!
Уго провели по широкой лестнице (очень похожий на мрамор декоративный камень шаф) на второй этаж – в гостиную. Поражал вопиющий контраст между вызывающей внешностью дома и его внутренним видом. Вот гостиная. Образец вкуса. Кремовые обои. Багет в тон – светло-коричневый. Тяжелые кофейные шторы в тон. Большой овальный ореховый стол. На столе – душистые гелиотропы в античной вазе. Близ гелиотропов – книга в сафьяновом переплете. Оскар Рен. «Лисичка». В углу – белый клавесин, при взгляде на который почти слышишь какой-нибудь особо плаксивый ноктюрн Чопина. В комнате все к месту, во всем чувствуется умелая направляющая рука. Уго знал, что это – рука Эльзы. У нее – бездна вкуса. Дом выбирал наверняка офицер Граппс, снедаемый честолюбием. Наполняла его содержанием Эльза, у которой просто идиосинкразия на пошлость.
Уго снял шляпу, из-под которой на плечи водопадом рухнули черные патлы. В гостиной, лицом к двери и спиной к окну, стояла женщина.
– Свободен, Петер! – отпустила она лакея. А сердце Уго, несмотря на всю его закалку, подпрыгнуло при этих звуках. Голос не изменился. Все то же нежное меццо-сопрано – свежее, как флейта на рассвете. Возможно ли не узнать этот голос – пусть даже лицо дамы выглядит черным пятном из-за света, бьющего прямо в глаза! Уго обратил внимание на очертания фигуры. Что-то в них неуловимо изменилось. Пополнела, что ли? Да и то – пора бы уж. Двадцать лет бабе. Или двадцать один?
– Привет тебе, бродячий астролог! – сказала Эльза Граппс голосом, никак не выдававшим внутреннего волнения. Может, и не было его, волнения?
– Присаживайся, –