Портрет Дориана Грея. Перевод Алексея Козлова. Оскар Уайльд
пейсами и размалеванными физиономиями?
– Ну, не слишком уж браните крашеные букли и размалеванные физиономии. В них порой проявляется странная прелесть! – возразил лорд Генри.
– Вот-вот! Кажется, мне стоит пожалеть о том, что по глупости я рассказал вам о Сибилле Вэн!
– Я не сомневаюсь, что вы не могли не поведать мне о ней, Дориан. Все события своей жизни отныне вы будете рассказывать мне, всё, что бы с вами не случилось.
– Да, Гарри, похоже, что это неизбежно. Я уже не в состоянии не рассказывать вам всего, что происходит со мной. Вы оказываете на меня странное и сильное влияние. Выпади мне удел совершить преступление, я бы поневоле явился к вам с подробной исповедью. Я уверен, вы бы меня прекрасно поняли.
– Люди, схожие с вами, Дориан, – непредсказуемые солнечные лучи, они основа жизни, и им не не дано потворствовать преступлениям или совершать их. Но за лестный комплимент всё равно мерси. Ну, и скажите мне, можно попросить у вас спички, дайте пожалуйста! Благодарю вас! Не будете ли вы так любезны сказать мне… скажите мне, с Сибиллой Вэн у вас уже есть отношения?
Дориан Грей вскочил, покраснев. Глаза его изрыгали искры.
– Гарри! Сибилла Вэн – единственная святыня мира!
– Только к святыням, дорогой Дориан, стоит иметь касательство! – протянул лорд Генри со странным трепетом в голосе, – И чего ради вы злитесь? Через несколько дней, я полагаю, она уже падёт в ваши объятия. Когда человек впадает в состояние влюбленности, он часто начинает с самообольщения и самообмана, и всегда кончает обманом других. Это нечто, собственно говоря,, мир и зовёт романом. Надеюсь, что вы с ней хоть уже познакомились?
– Разумеется, познакомился. В тот же вечер, когда я уже собирался покинуть театр, мерзкий старый еврей припллёлся в мою ложу сразу же после спектакля и предложил проследовать за ним за кулисы с тем, чтобы познакомиться с ней. Я вышел из себя, закипел и презрительно сказал, что Джульетта почила уже несколько сот лет как, и тело её покоится в мраморном склепе на каком-то из кладбищей Вероны. Глядя на его ошарашенный вид, я подумал, что он наверняка примет меня за заправского пьянчугу, выпившего слишком много шампанского, или что-нибудь из этого ряда.
– Вполне представимо!
– Потом он стал спрашивать, не пописываю ли я в газетах. Я ответил, что они мне так омерзительны, что я даже к ним не прикасаюсь. Как мне показалось, он был этим очень разочарован и в ходе дальнейшей беседы открыл мне тайну, поведав, что все театральные критики вступили в заговор против него, и посему все они лжецы и продажные шкуры.
– В этом старый еврей не ошибётся! Но, если посмотреть на дело шире, судя по их внешности, все они люди не великого вори, и продаются они за гроши!
– Да уж, но, похоже, он прикинул и смекнул, что и эти ему не по карману! – хохотнул Дориан, – Потом в театре погасли все