Кантата победивших смерть. Пол Дж. Тремблей
приподнимает Пола и тащит его в угол гостиной. Налегая сверху всем телом, он бьет Пола затылком и шеей о толстое дубовое сиденье античного кресла-качалки, доставшегося Натали от бабушки. При столкновении раздаются влажный хлюп и резкий хруст.
Натали наносит удар ножом, целя в середину спины незнакомца, однако он успевает полуобернуться и отклонить удар. Нож чиркает его по левой лопатке, оставив на ткани и коже параболический надрез.
Мужчина разворачивается лицом к Натали. Он средних лет, лысоват, своей неприметностью напоминает каждого и никого в отдельности. Возможно, жил где-то по соседству, а может, и нет. Лицо искажают тупая, первобытная ярость и страх. На губах пузырится слюна пополам с кровью. Он что-то кричит, Натали не слышит – она сама кричит.
Натали вскидывает нож и тыкает им в толстую шею. Мужчина блокирует лезвие голыми руками, неуклюже отмахивается, получая глубокие порезы ладоней и подушечек пальцев. Он кричит, но не отступает. Хватает Натали за запястье. Руки верзилы горячие, скользкие от крови, он тянет ее к себе, на себя. Даже сквозь прикрывающие живот легинсы она чувствует чудовищный, лихорадочный жар.
Мужчина кашляет ей в лицо, дыхание – как из ядерного реактора. Треснувшие губы кривятся и дрожат, мелькают вспышки улыбок, оскал зубов. Язык возбужденным угрем вертится в овале рта, заполненном густой, вязкой пеной.
Сплошь один рот. Рот открывается.
Натали уклоняется и одновременно толкает коленом в пах незнакомца, но без твердой опоры ей не удается вложить в удар достаточно силы.
Мужчина заламывает ее правую руку за голову. Быстро хватает ртом снизу за предплечье и смыкает зубы. Тонкая толстовка – слабая защита. Натали кричит, роняет нож. Ей хочется отдернуть руку, но она инстинктивно боится оставить клок мяса в зубах незнакомца. Ощущение грубого нажима в сочетании с острой жгучей болью – такой она еще никогда не испытывала – передаются всей руке даже после того, как мужчина отпускает Натали и она плюхнулась на диван.
Верзила сжимает и разжимает кровоточащие кулаки, коротко, громко всхлипывает, словно от осознания чего-то сломавшегося у него внутри и того, что сломал он сам. И опять лай. Этот гребаный лай.
Мужчина поворачивается, смотрит на Пола. Пол не шевелится. Лежит на спине, раскинув руки. Голова покоится между полозьев кресла, повернута к стене. Повернута неестественно, невозможно далеко. На шее – шишка, кожа обтягивает выпирающую кость – катастрофическое отступление от физиологии и привычного телесного рельефа.
Натали сползает с дивана и, невзирая на лесной пожар в руке и тревожные колики в левом боку, наклоняется и подбирает с пола нож. Место укуса пульсирует, боль нарастает, расходясь кругами с каждым толчком.
Мужчина хватает Пола и снова начинает его кусать и трепать, словно выполняя подневольную грязную работу. Туловище мужа бьется об пол, стены, кресло-качалку.
Ни одного крика боли, ни одного осознанного движения.
Натали пронизывает ужас при виде