Бидон Ньютона. Юрий Валериевич Мороз
саду с мешком для яблок бродит среди ночи.
– Но что за сила движет лиходеем, каков мотив его деяний? – не унимался рябой Правда, выкрикивая риторику откуда-то из темноты, – ведь я могу всё объяснить, открою истину во всей его красе. Вы только, гражданин учёный сэр, швырните мне бутылочку сюда, на голос мой швыряйте в темноту, и я всё сразу выложу по пьяной лавочке. А то уж больно трубы греются внутри, горят огнём практически священным.
Отточенным движением дискобола Ньютон зашвырнул бутылку точно в центр голоса. Послышался глухой звон, звонкий мат и, наконец, жадный глот.
– Благодарствую, сэр, – донеслось из темноты, – теперь слушайте.
Надо сказать, что рябой Правда, всандаливший залпом всю бутылку, постепенно хмелел. Речь его стала обильно перемежаться бранью и вульгаризмами самого залихвацкого толка. Поэтому Ньютон решил фильтровать историю на крупном сите, в которое проскакивают только пристойные слова. Картина вырисовалась такая: Гук понял, что любое упавшее яблоко может сподвигнуть Ньютона на новое открытие. Недаром же, когда великому сэру прилетело по голове клубнем картофеля, они оба, и Ньютон, и картофель, поставили новую веху в развитии науки. И Гук, между прочим, считал себя чуть ли не музой Исаака Ньютона, ведь именно он, Гук, этим клубнем прицельно поразил вместилище разума великого учёного сэра. И Гуку обидно было, что Ньютон в одно так называемое лицо пожинает плоды славы, беззастенчиво купаясь в её лучах. Ему, Гуку, тоже хотелось пожинать и купаться, поэтому он и ликвидировал все яблоки в саду. Каждую ночь, набив мешок сочными созревшими несостоявшимися открытиями, он тёр одну ладонь о другую и улыбался в предвкушениях пожинания и купания.
– Теперича поглядим, дорогой сэр, – бормотал фруктовый вор, набивая свою торбу до отказа, – кому из нас придётся купаться и пожинать.
Когда Ньютон узнал, наконец, всю правду, в его великую голову без всяких яблок пришла очередная гениальная мысль. Всё-таки Роберт Гук был не прав, отдавая такую дань почёта никчёмным, с точки зрения науки, плодам. Так и появился вокруг фазенды Исаакиевский забор, который ещё называли Великой Ньютонской стеной. Это сам Ньютон придумал, для поэтичности биографии. Естественно, ни то, ни другое название в народе не прижилось, слишком уж величаво и надуманно они звучали. А вот Хренль так и остался, извините, в анналах истории как истинно сермяжное название. Потому что народ, как известно, ошибаться не может.
– Особенно, если ему подсказать, – добавлял Гук, улыбаясь во всю ширь своего рта.
Смысл борща
Как известно, Ньютон боготворил борщ, но готовить его совсем не умел. При попытках сварганить это кулинарное чудо он получал самые неожиданные результаты. В основном, получалась какая-то тюря неинтересной консистенции, похожая на чёрти что. Само собой, за свою жизнь великий учёный едал и чего похуже. Но данный факт его великой биографии всё равно не мог превратить тюрю в борщ, сколько не воображай. А на украинское народное первое сэра Исаака Ньютона подсадил,