Белая Богиня. Роберт Грейвс
не знающих грамматики и не ведающих чести. Филип торжественно заявляет, что негоже смертному посягать на установленный Господом сословный порядок, в коем надлежит ему видеть дар Небес. Он оплакивает упадок сословия бардов и описывает свою собственную песню как „древнюю песню Талиесина“, которая, говорит он, и это важно, „сама пленяла новизною девять раз по семь лет“. „И пусть, – добавляет он в конце, – погребут его в могиле, в сырой земле, – пока не нарекут белое черным и черное белым, поэты не перестанут служить музе, как Солнце и Луна не перестанут двигаться на кругах своих; и пока ложь не одолеет истину или Господь не отвратит от нас свою милость, эти вульгарные виршеплеты будут посрамлены на поэтическом состязании: Господь не попустит их тщеславия и надменности“.
Следует заметить, что в этих стихотворениях излагается очень интересная точка зрения на причины раздора между разными сословиями бардов. Очевидно, что песнь Талиесина и поэтическое состязание бардов при дворе Мэлгуна Хира задают своеобразные стандарты, что стандарты эти, по мнению поэтов XII в., устанавливались в соответствии с волей святых, как того требует истина, с соблюдением сословного порядка, что к состязаниям не допускались барды низшего сословия и что „неискусный поэт“ не мог сделаться Пенкерддом. Утверждается, что чужеземная речь, пороки женщин и глупые сказки пришли даже на землю Гвинедда, где некогда покровительствовал поэтическим состязаниям Мэлгун, – и все из-за недостойных „лжебардов“, не знающих грамматики. Вероятно, с точки зрения Филипа, песнь официального или придерживающегося традиций барда – дар Божий, а суть таковой песни – истина, тогда как более современные песни ложны, и Филип Брэдид, отстаивая свое право на истинный поэтический дар, был готов, так сказать, умереть под забором. И тем не менее мы видим, что рифмоплетам позволили в Рождество слагать песни при дворе Риса Йейянка.
Следует указать также, что в первом стихотворении Филипа Брэдида упоминается некий Блиддрив, не пожелавший оказать ему должные почести. Его собственную песнь, если я правильно интерпретировал чрезвычайно эллиптический синтаксис стихотворения, Филип описывает как стихотворение с неурегулированным размером или с нетрадиционным ритмом. Нельзя исключать, что речь здесь идет о печально известном Бледри, которого описывает Гиральд Камбрийский: он-де был „знаменитый сочинитель небылиц, живший совсем незадолго до нас“. Возможно, Бледри был одним из тех, кто декламировал валлийские сказания по-французски и тем самым способствовал их укоренению в других языках. Гастон Парис[84] еще в 1879 г. высказал мнение, что Бледри – это Брери, которому приносит долг благодарности Томас[85], автор французской поэмы о Тристане, описывая его как человека, знавшего „les histoires et les contes de tous les rois et comtes qui avaient vécu en Bretagne“[86]. Филип Брэдид, по преданию,
Истории и сказки обо всех королях и графах, живших в Британии