Мини-модель. Татьяна Устинова
удивительно кстати мне позвонил Говоров и строго в тему спросил:
– Дорогая, надеюсь, ты не на диете? Я скоро буду в вашем районе, и мы сможем вместе пообедать в нашем любимом ресторанчике. Что тебе заказать?
– Вообще-то я хочу «Шах-изюм», он же «Ицаптук», он же «Бокальный», – сглотнув слюнки, честно ответила я.
– Это какой-то рецидивист? – не понял Никита.
– Это виноград! Но я согласна и на кусок мяса, потому что ни разу не веган. А что у тебя за дела в нашем районе?
Мой любимый Никита Говоров – прокурор. Порой мы с ним встречаемся не в ресторанчике, а в зале суда.
– Да это не по работе, просто нужно пообщаться кое с кем, – легко ответил Говоров и тут же напрягся: – С мужчиной, не с женщиной! Не подумай чего-нибудь!
– Не буду думать, – пообещала я не вполне искренне.
Не зря говорят, что пуганая ворона куста боится.
Хотя в моем случае испуг был беспричинным – я совершенно по-идиотски приревновала Никиту к женщине, оказавшейся его родственницей, – кусты вороне мерещиться не перестали[2].
Даже наоборот: я стала еще менее смелой в личных отношениях, и мы с Говоровым откатились далеко назад: со стадии «тили-тили-тесто, жених и невеста» на стартовую конфетно-букетную позицию. Теперь Никита снова приглашает меня пообедать, но пока не рискует звать на ужин, плавно переходящий в завтрак.
За обедом я зевала, и Говоров, конечно, ревниво поинтересовался, по какой такой причине я не выспалась. Пришлось рассказать про утреннюю эпопею с соседской старушкой, которую я для себя уже окрестила Гранмадам.
– Она очень древняя – примерно эпохи царизма, – объяснила я Никите.
– Лена, у тебя плохо с арифметикой, – посмеялся он. – Твоя старушка никак не может быть дореволюционного происхождения. Если ей восемьдесят два, значит, она родилась уже при советской власти, приблизительно в сороковом году.
– И правда! – Я удивилась, потому что сама подсчитать не удосужилась. – А я-то подумала, что ее великосветские манеры – наследие былых времен.
– Может, бабушка просто не московская, а из Северной столицы, – предположил Говоров. – Я как-то видел такую гранмадам в обычном питерском троллейбусе. Представь: лет сто, сухая, как швабра – но швабра красного дерева. Спина прямая, плечи развернуты, длинное платье с кружевным воротником, крупные серьги и голос звучный, как у Левитана, только с хрипотцой. На весь троллейбус сказала чернокожему афропетербуржцу: «Уважаемый эфиоп, вы выходите?»
Я похихикала, сочтя этот рассказ-зарисовку анекдотом, а Говоров будто в воду глядел!
Ада Егоровна оказалась в точности такой, как та питерская гранмадам: высокая, худая, с прямой спиной и резкими чертами лица. И даже кружевной воротничок у нее был!
Кружевами, причем не дешевыми фабричными, был также отделан подол ее длинного шелкового платья. Наверное, на ком-то другом это смотрелось бы смешно, но Ада Егоровна в своем наряде была органична.
На ее левой
Подробнее читайте об этом в романе Т. Устиновой и П. Астахова «По ЗОЖу сердца».